В конце 80-х годов 20 века, я, будучи школьником старших классов, интересовался формами движения материи, их эволюцией. Мне тогда было известно несколько основных форм движения материи: физическая, химическая, биологическая и разумная (7). От моего папы, профессора биологии, мне было известно, что формы движения материи эволюционируют. По моим представлениям наиболее простые формы – физические, за ними следуют химическая, затем биологическая, а потом и разумная форма движения материи. По моим представлениям тогда, эти формы отличали друг от друга качественные скачки, такие примерно, как при ароморфозе у живых организмов. Мне вдруг стало ясно тогда, что механизм таких скачков должен быть одинаков для всех форм движения материи. Я тогда увлекался химией, биологией. Жизнь считал продолжением химии, в физике мне особенно нравился раздел термодинамики, помимо школьного курса, помню, читал популярную книгу по термодинамике Пауля Эткинса «Порядок и беспорядок в природе» (14), знаком был с понятием энтропии, знал об антиэнтропийных свойствах жизни. Читал книгу академика Опарина Александра Ивановича о происхождении жизни из коацерватных капель (3). В помощь были журналы «Наука и жизнь», «Техника молодёжи», «Химия и жизнь» в которых также тема зарождения жизни поднималась. Настольной книгой была «Вселенная, Жизнь, Разум» Иосифа Самуиловича Шкловского в трёх изданиях, где многое было посвящено представлениям о жизни, разуме и их космической роли (1). Труды Владимира Ивановича Вернадского не обходил стороной и кое-что читал тоже (2). Восхитила меня книга Эрвина Шредингера «Что такое жизнь с точки зрения физика» (4). Идея моего отца о том, что «жизнь – это иерархия ферментных систем», легла на подготовленную почву. Уроки биологии, которые вёл замечательный молодой учитель Дмитрий Вадимович Дубиковский тоже будоражили ум. Новизна, с которой он подходил к преподаванию, разбор альтернативных теорий эволюционного процесса, зарождения жизни. Запомнил одну его фразу: «В результате эволюции в мире умножается любовь». В общем, всё это, что сейчас вспоминаю, а может что-то ещё, чего не упомнил, родило во мне определение жизни. МОЁ. Эти мысли до сих пор являются для меня одними из самых главных, я довольно медленно, наскоками, развивал их в отдельных заметках и записях, но не высказывал в сколь-нибудь цельной форме для широкой публики. Они были как моё сокровенное дитя, которое не взрослело и не дряхлело, но которое всё таки хочется выпустить в свет, а не держать в коробочке, как это делал Царь Горох со своей Горошинкой. Потребовалось время, чтобы я для этого созрел. Мысли видоизменились, обогатились, но суть их остается прежней. Для меня, советского школьника написать сколь-нибудь серьёзный мировоззренческий и философский труд было тогда непосильной задачей. Задачи передо мной стояли тогда вполне утилитарные – окончание школы, поступление в ВУЗ, получение высшего образования, профессия врача. И это, конечно, отвлекло меня от моих школьных открытий, отвлекло, но не предало их забвению.
