Рики Перри выключила телефон и ухмыльнулась собственному отражению в зеркале напротив кровати. Какому идиоту пришло в голову повесить его в таком месте? Если бы не забавные наклейки с котами, хомяками и мультяшными героями, которые девушка с заботой клеила на него с двенадцати лет, зеркало уже давно отправилось бы на свалку.
Из кухни послышался звон разбившейся посуды. Пятый раз за неделю. Рики закатила глаза и вразвалку вышла из неубранной комнаты.
– Ма-а-ам? – Она выглянула на кухню и, как и ожидалось, нашла на столе горстку травы, завернутую в мятую бумагу и целлофановый пакет.
Кэтрин Перри вместе со своим мужем Фордом Перри попивали чай, не обращая внимания на разбитую чашку.
– О, ты уже проснулась, – наконец заметила Рики на пороге мать.
– Уже первый час. Дня. – Положив телефон на стол, Рики наклонилась и принялась собирать осколки дешевого фарфора.
– Да? А вроде недавно было восемь утра.
В ответ Рики хмыкнула.
– Дорогой, я не могу найти свою ручку, подаренную твоей мамой. Не видел ее? – спросила Кэтрин Перри.
– Не помню. – Мужчина лениво ковырял омлет, не вызывавший своим видом никакого аппетита.
– Как дела в колледже? – спросила Кэтрин.
– А какими могут быть дела в колледже у девушки, которую запихнули туда фактически насильно? – съязвила Рики.
– Как с мальчиками?
– Мне не нравятся мальчики.
– Тебе нравятся девочки? – спросил папа с удивлением в голосе. – Говорил я тебе, Кэтрин, не нужно было отдавать ее на бокс.
Рики пронзила отца гневным взглядом. Он уже давно не вызывал у нее приятных чувств.
– Нет, папа. Мне вообще никто не нравится.
– Это странно, – заметила мама. – В твоем возрасте я встречалась уже с восьмым парнем.
– Ты реально гордишься этим?
Кэтрин вновь проигнорировала язвительный вопрос дочери, придвинула к себе пакетик с измельченной травой, принюхалась, издала удовлетворенный стон и закрыла глаза.
Форд вздрогнул:
– Аккуратно! Неси, во что завернуть.
Женщина молча встала и едва не наступила на осколки. Она вскрикнула, отпрыгнув назад и случайно задев пакетик рукой. Форд вскочил и указал на рассыпанное на полу, выпучив глаза так, словно только что потерял самое драгоценное, что у него было.