* * *
Было мне порой совсем не весело,
и нарыв души не заживал;
вывела меня из равновесия
гробовая эта тишина.
Ждёт меня давно дорога дальняя,
Родственники, видимо, не ждут.
Я как будто в зале ожидания,
в царстве засыпающих минут.
Этот зал — сплошная неудобица,
но другого места не найти,
да к тому же поезд не торопится —
заплутал, наверное, в пути.
А вокруг – лишь только ночь глубокая,
заслонили облака звезду
Я как поезд, тоже где-то около,
около того, что не найду.
Запоздало напрочь отправление,
мне теперь не обрести покой —
не спасёт оно от отравления
вязкою плацкартною тоской.
Но вагон бесшумно с места трогает,
обложной расплёскивая гул.
Я отравлен навсегда дорогою,
словно цианида глотанул.
Прошлое забылось и отброшено,
жизнь мою сам чёрт не разберёт.
Ничего тут, в общем, нет хорошего,
кроме продвижения вперёд.
* * *
Ночное бра уже погасло,
повсюду тьма,
но я не поменяю галса,
хотя шторма.
Не Крузенштерн я и не Беринг,
не Хейердал,
мне не открыть желанный берег,
я и не ждал.
Не надо верить, что всё просто,
не тот посыл.
И этот неизвестный остров
другой открыл.
Я не дорос ещё до счастья.
Сдаётся мне:
кто понаглее да рукастей,
те на коне.
* * *
Я любимых своих навсегда покидал,
не прощаясь, — так легче снести
боль потерь, и опять я лечу в никуда,
в непонятку, в неясность, в нестык.
Я не знаю, куда раз за разом свалю,
где чужое мерцанье огня.
Покидаю родню, покидаю свою
безысходность вчерашнего дня.
И пусть ветер тревоги всё время крепчал,
превращаясь в рокочущий шквал,
я броженье его своенравных начал
лучше всех на Земле понимал.
Я упрям и заносчив бывал, словно мул,
подневольный не жаловал труд.
И я в жизни своей, подражая ему,
Упирался, когда запрягут.
А печаль пусть сгорит,
как коряга, в костре,
что с того, что я не именит?
Мы меняемся все, и с годами острей
эта жажда себя изменить.
Пусть удача опять
ускользнёт, как налим,
пусть всему есть на свете черта,
но так сладостно стать
неизвестно каким,
но совсем не таким, как вчера.
* * *
Я не изведал торных троп,
и напролом я лез
в остервенение ветров,
сорвавшихся с небес.
А ночь была темней сурьмы,
морозом просквозив,
и я катил свой ком судьбы
послушно, как Сизиф.
Но я не мог умом дойти,
в свои семнадцать лет,
что не найти во тьме пути,
