Я лежал в луже собственной крови, и уже не замечал ударов. Испытывал ли я боль? Да, но лишь душевную. Ведь родителей зверски убили. Сейчас и я должен проститься с жизнью. Мне тринадцать. Эта самая несчастливая цифра моего возраста. Я понимаю, что смерть неизбежна. Убийцы моих родителей продолжают наносить удары. Можно подумать, это способно как-то заставить меня реагировать хоть на что-то. Шоковое состояние, это такое состояние, когда организм отключает нервную систему настолько, что тебе все равно. Ужасные слова я слышал про то, что от тел нужно избавиться. Видимо, посчитав и меня мертвым, маму, отца и меня выкинули в реку с обрыва.
Я знал, что родители точно мертвы. Каждый из них был добит выстрелом в голову. Так закончилась моя жизнь. Захлебываясь собственной кровью и ледяной водой, я погибал, и умер бы наверно, если бы не егерь Трофим, который собирал грибы неподалеку. Он и спас меня. Тогда я меньше всего хотел жить. Меньше всего.
Меня сломали. Кошмары по ночам. Приступы удушья на нервной почве. После того, как дед Трофим вытащил меня, мне казалось, что с этого момента начался мой личный ад. Как же плохо остаться одному в тринадцать. Особенно, если так не хочется жить, а заставляют.
Реанимация и долгое лечение. Переломаны ребра, нога. Раны, ожоги и прочие повреждения, которые мое физическое тело начало осознавать, когда я очнулся. Я напоминал мумию. Не только внешне, но и мой мозг, он словно находился в вакууме. Страшные картинки гибели моих родителей не отпускали меня. Как же страшно. Господи, зачем ты оставил меня в живых? Зачем?
В очередной раз я подскочил среди ночи. Мое резкое пробуждение болью отозвалось во всем теле. Я все еще лежал в больнице. Теперь в общей палате. Медперсонал и санитарки глядели сочувствующе. Сопереживали мне сильно. Но как выяснилось, это люди способны делать только со стороны и на словах.
Долгий путь к относительному выздоровлению. Меня мотивировали разными способами, но безуспешно. Я должен жить, чтобы стать настоящим мужчиной. Мой отец был настоящим мужчиной, работал в полиции. Убойный отдел. И что, это уберегло его от жестокой расправы? Нет. Не хочу жить. Не хочу. Но в больнице покончить с собой не получится, и я решил ждать, когда представится такая возможность.
Через полгода меня, наконец, посчитали здоровым, по словам хирургов, и за мной приехали. Меня определили в детский дом номер 22. Детский дом, с которого началась моя самостоятельная жизнь среди детей, судьба которых это личная трагедия каждого.
