Кто лишь однажды познал вкус войны, тот ненавидит её яро, неистово, до зубовного скрежета. И каждый раз, беря в руки оружие, надеется уничтожить её в зародыше, но силы слишком неравны.
Добровольцы… Они стали собратьями, соратниками, единомышленниками, одержимыми одной идеей – защитой русской веры, русского языка, русской культуры. Конечно, они не могли остановить включенный таймер уничтожения низвергаемой в бездну России, но у них не было обречённости непонимания.
Ещё не обо всём можно рассказывать, да и надо ли? И долго их будут знать лишь по позывным – Док, Седой, Дед, Дракон, Водолей, Кот, Пума, Гранат, Пух, Булат… Кто-то так и уйдёт в мир иной, не раскрыв своего подлинного имени, а дома будут считать пропавшим без вести на Юго-Востоке Украины.
Это мозаика мыслей и событий, отражение пережитого и прожитого всей группой, хотя там, за «лентой», каждый жил и переживал по-своему, и у каждого была своя судьба.
Порой хотелось бы прожить жизнь иначе, но обстоятельства зачастую оказываются сильнее. Но есть высота, и её не обойти – высота совести, высота нравственности, которую кто-то берёт, кто-то отступает. Мы взяли её, потому и едем сейчас, сегодня, завтра туда, где убивают, где калечат, но где рождается русский протест. Рождается, цементируется, выкристаллизовывается русский дух, который не сломить никогда и никому!
Время описываемых событий – несколько дней лета и осени две тысячи четырнадцатого. Удивительно, но ровно сто лет назад началась Первая мировая. Теперь мы разматывает третью, в которой решается судьба русской православной цивилизации. Три мировых войны за сто лет, в которых пытаются уничтожить нас. Не много ли? Кому ещё по силам выдержать это?
И до, и после были другие события и другие поездки, более насыщенные, порой на грани выживания, порой рутинные и обыденные, ничем не примечательные внешне, но всегда психологически и физически выматывающие. Почему выбрал именно несколько дней две тысячи четырнадцатого? Наверное, потому, что были они спрессованы в одно мгновение и лишь потом раскадрированы по времени и людям. Может быть, потому, что тогда ещё всё воспринималось остро и обнаженно и души наши сочились болью от увиденного, сжимались кулаки, каменели скулы и ожесточались сердца жаждой мести. Может быть, потому, что был какой-то пассионарный взрыв сознания и осознания, что мы можем ещё сопротивляться. Можем отстаивать свою самоидентичность. Что убили в себе рабов. Что баранами нас на заклание не потащить.
