Старая лошадь бурой масти неспешно тащила по дороге телегу. Колеса рассохшиеся, косо сидящие на оси, шли по утоптанной земле неровно, отчего днище безбожно трясло. Сбоку, держась за борт, шагал кузнец. Размеренно, но тоже лениво. Утро еще только разгоралось, не было полуденного злого зноя, но припекало уже неслабо, и человек изредка проверял старую соломенную шляпу, смешно натягивая ее на лоб. Второй крестьянин правил кобылой. От тряски его клонило в сон, и он, то впадал в дрему на пару минут, то вдруг вскидывался и ударял по бокам лошади хворостиной. Не сильно, больше для виду.
А внутри телеги на соломе лежал мальчишка. Распростерся, глядел в небо. Он казался безвольным и немощным. Мальчик будто не чувствовал тряски, будто вообще не понимал, где он, и что происходит вокруг. Он лишь смотрел в небо, в его прозрачную синеву. Смотрел, не поворачивая головы, не отрываясь, стараясь, похоже, даже не моргать. Потому что стоило ему на миг прикрыть глаза, как тут же возвращались к нему картины пережитого прошлой ночью, как всполохи, как болезненные видения. Снова виделось ему заваливающееся на бок тело отца, его глаза, стекленеющие от смерти, кровь. Много крови. Страх, темнота, вспышки неестественного какого-то зеленоватого пламени. Лицо ведьмы, злое, перекошенное. Вилы, острые концы которых впиваются женщине в грудь. Странное багровое марево.
И вслед за этими отрывками воспоминаний в ушах заново звенел крик ярости и боли, и звон, дикий, лишающий рассудка звон. А сквозь него прорывался голос. Чистый, девичий, удивительно настойчивый: «Не спи!». И слыша этот голос, мальчик заново распахивал глаза, неотрывно глядел в бездонное далекое небо.
Он так и продолжал лежать, без движения, еле дыша, все еще борясь со своими кошмарами, когда телега остановилась, когда по дороге загремел дробный стук копыт, когда совсем рядом послышались другие незнакомые голоса.
Отряд был совсем небольшим, всего четыре всадника. В простых темных плащах, на совсем других, добротных молодых скакунах. Незнакомцы перегородили крестьянам дорогу. Кузнец только чуть сильнее сжал пальцами борт телеги, его приятель просто опустил поводья и положил рядом с собой хворостину. Оба молчали и ждали.
Тот, кто подъехал первым, придержал коня, чуть помедлил, но потом все же откинул с головы капюшон, нехотя, будто с досадой. По виду он был не молод, довольно крепок, лицо у незнакомца было круглым, с мясистыми щеками, с окладистой бородой. А голова выбрита, но не подчистую, а так, что осталась короткая поросль, стоящая торчком, темная, но с примесью седины, как соль с перцем.
