Может быть, я однолюб.
Сколько лет ты с другими уйти не можешь,
Точно плотность иная.
В районе губ
Твое имя порхает. Во влажном ложе
Мокрой глины, досок дубовых, где
Даже кость истлевает, течет под камень;
Остается что-то назло судьбе,
Что нельзя ни понять, ни обнять руками;
Что меня заставляет сюда идти,
Говорить с тобой, словно ты можешь слышать…
Словно мы разминулись тогда в пути.
Но с годами все ближе, родной. Все ближе.
Знакомство.
Это произошло в конце июня, пахучего месяца, когда травы еще не потеряли свой цвет, мокрая из-за постоянных дождей растительность дотрагивается до тебя влажными зелеными языками. Меня это и злит, и смешит одновременно. В тот вечер больше злило, потому что я надела новые босоножки и в результате не могла сойти с асфальта: ноги сразу попадали в хлюпающие душистые джунгли. Занятая дорогой, лужами, собственными ногами, я не сразу заметила группку парней, сидящих около старого футбольного поля.
– Девушка, не проходите мимо! – звонко выкрикнул один из них, стремясь выделиться.
Мог бы и не стараться – густые, черные как у индейца волосы рассыпаны по плечам, джинсовые шорты разрисованы синими чернилами, лицо как у балаганного петрушки: крупный яркий рот, большой выразительный нос, густые прямые брови и сияющие янтарные глаза – как такого не заметишь?
Смерив наглеца строгим взглядом учительницы младших классов (сколько раз мне этот взгляд пригодился!), я прошла мимо с прямой спиной под одобрительный хохот молоденьких жеребчиков. Обратно возвращалась другой дорогой.
Так я познакомилась с «ужасным Эдди». Сколько я слышала о нем разноречивых толков, высказанных с осуждением, с восторгом, с иронией: Эдди неистовый англоман (отсюда и имя), влюбленный в английский язык и культуру, Эдди оставили на второй год за дерзости в деканате, Эдди меняет девушек чаще, чем некоторые белье, Эдди носит перевернутый крест, сутками слушает хард-рок и не признает никаких законов, кроме своих собственных. Для меня он был нравственным инопланетянином – свои «можно», «нельзя», «иногда, в исключительных обстоятельствах», «никогда и ни за что» я выяснила еще в детстве, дополнила совершеннолетием и не собиралась менять до конца дней, аминь.
Вот из чего я строила свои стены: закон Божий, социальные и семейные законы, некоторые подкорректированы с помощью «саморезов» типа «сейчас другое время» – «это противоречит Библии»-«маме незачем об этом знать», но в целом моя система ценностей мало отличалась от среднестатистической обывательской, что позволяло мне с комфортом уживаться с окружающими, не вызывая неприязни и пересудов.
