Темный зал, освещаемый одной лучиной, был мрачен. От лучины по потолку и стенам бродили длинные, грязно-серые тени. В углу зала на сколоченной наспех кровати из неоструганных досок и брошенной поверх медвежьей шкуры, лежал рыцарь. Он был тяжело ранен и следил за бродившими тенями, словно что-то пытался разгадать по их неровному скольжению. Около его грубого ложа в беспорядке лежали кольчуга, пояс и неубранный в ножны хорошо заточенный меч, по лезвию которого плясали языки пламени. На стене прямо над ложем рыцаря висел круглый щит, центр которого украшала свернувшаяся кольцом саламандра из черненого серебра.
Пламя длинной, смолистой лучины то утихало, то вспыхивало с новой силой. Вспыхнув в очередной раз, оно осветило бледное лицо короля (ибо это бы он), его золотисто-пшеничные волосы и голубые глаза, потускневшие от тяжести переносимого им недуга. Руки короля не были связаны, но он едва ли мог владеть ими: каждое движение причиняло ему боль. На груди рыцаря ниже сердца багровела сочившаяся кровью рана.
То и дело в зал, чуть слышно ступая, почти вбегал высокий широкоплечий слуга его и лишь повторял:
– Государь!..
– Жди, жди – она придет… – повторял король.
Король запретил кому-либо подходить к себе и только согласился наложить повязку, чтобы остановить кровь. Рана его была отравлена; яд этот, глубоко проникший в кровь короля, мог погубить и того, кто захотел бы помочь ему.
Силы уже оставляли его, но он все ждал. Невыносимая боль мучила и ослепляла его, он мог видеть лишь тени, скользившие по стенам. Мрачные серые тени то расползались, то сливались в одну. Наконец они вспыхнули изумрудно-зеленым, и король увидел ту, кого ждал.
– Итэри…
На него смотрела средних лет женщина с темно-зелеными глазами, взгляд ее выражал страх и боль.
– Я здесь, здесь, потерпи, – прошептала она и начала искать снадобье в сундуке, который принесла с собой.
Запахло пряными травами, смолой и мятой. Ловкость в обращении с травами и снадобьями выдали в ней колдунью. Она разогрела кусок смолы от пламени лучины и растерла смесь с мятой и чабрецом, затем осторожно сняла повязку и осмотрела рану. Такой раны колдунья никогда не видела: порез был сделан как будто не ножом, но был очень глубок. Она нанесла снадобье на рану и поднесла лучину, чтобы смола воспламенилась, и зашептала что-то на непонятном королю языке. Постепенно рана затянулась и остановилась кровь. Король Адамир задышал легче, взгляд его прояснился, и он взглянул на колдунью: