В окне из смарт-стекла медленно темнело, оно сделалось матовым, – перешло в неактивное состояние. Иванов в своем кабинете бесцельно смотрел ток-шоу официальных пропагандистов в комповизоре. Канал, отследив его, подсовывал рекламу о прелестях службы в армии. Он думал: что будет с сыном?
Его жена вошла со своим старомодным планшетом с альтернативными новостями «из-за бугра». Как будто чувствовала, что муж постепенно намагничивается пропагандой.
– Посмотри, они обвиняют нас в вероломном нападении на свободную страну.
Он нехотя возразил:
– А мы их – в вытеснении нас из геополитики. Хотят, чтобы вообще нас не было.
Ему не нравилось ее настроение. Никогда не видел ее такой. По-мальчишески стриженая, курчавая, своевольная и непредсказуемая, она не умела лгать, жила, как ребенок, в любви ко всему миру земному и небесному, пружиной энергии отдачи себя – кому? Миру, людям, семье? Боялась, что он поверит патриотической пропаганде, и что тогда будет? Добровольно отдаст сына военкомату?
Родные люди во враждебных лагерях! Разве мало таких семей в истории. Выбор дан – ему на Запад, ей – в другую сторону… Они, конечно, не подерутся, но отношения ухудшатся.
Неосознаваемое в человеке, даже привычки тела трудно изменить. Например, проснувшись утром в спальне, Иванов делал зарядку запомненными телом движениями в определенном порядке, вдыхая – распахом рук и шаром головы вздымал себя к небу, которое представлялась сферами Данте, и выдохом опускаясь вниз, в бездну покоя. А днем, делая предобеденную гимнастику на ковре в гостиной, – не мог повторить тот же порядок, изобретал другой, ставший привычным для дневной гимнастики. А следующим утром, разминаясь в постели, скатывался к прежней последовательности.
Люди обретают привычки в обществе, считая их нормальными, и даже в той бесчеловечной среде, где правят «белокурые бестии», как в годы нацизма в Германии. Привыкают к тому, что вливают в голову официальные новости, и общепринятое проникает в душу незаметно, до самого дна заменяя самосознание, и уже оно подчиняется колее, не желая вырываться в опасные сомнения, ведущие к самостоятельному мышлению.
Но когда Иванов вспоминал недавнюю жизнь полной свободы, ушедшую теперь, слушал гаджеты пропагандистов другого лагеря, со дна души снова невольно вставали сомнения.
