Утренняя сырость и прохлада отчетливо чуялись в воздухе в нынешнюю пору осеннего равноденствия, когда на Соломонии теплое время суток становилось чуточку короче, исчезал полуденный зной и ночь наступала быстрее обычного.
Морозы были близко. На расстоянии одного или даже двух месяцев от текущего дня. Правда, льды никогда и не сковывали здешние теплые воды, богатые коралловыми рифами, крылаткой, чешуйчатой зубаткой и серыми тупоносыми китами. Получалось так, что в холодное время солнце вставало на час позже из-за горизонта, и поэтому я, поднявшись рано по привычке, был вынужден рассеянно осматривать пирс, стоя у борта корабля, пощипывать мандолу и ждать, когда же народ наконец проснется, вылезет из своих тепленьких кроватей и столица пиратов вновь оживет, начнет гудеть, шипеть, стучать, как печь в плавильнях местных ювелиров, звенеть, как бесполезная безделушка, висящая здесь над дверью каждого дома – местное суеверие.
Тихие трели моей нестройной игры на некоем подобии лютни оглашали окрестность тоненькими приятными звуками. А взгляд мой зацепился за наваленные неаккуратной кучей пустые ящики и бочонки. Прямо из ее центра вырастал высокий, к настоящему моменту уже потухший за ночь фонарь. Между ближайшим зданием верфи и деревянным столбом со стеклянным плафоном-окончанием был растянут канат, усеянный разноцветными флажками, – дань недавнему Фестивалю китобоев. Жаль, мы на него так и не успели. Иначе я бы сейчас наверняка был уже сыт и весел, и, возможно, все еще немного пьян.
«Треньк», – я снова щипнул мандолу, думая о минувшем. Задание выполнено, груз доставлен вначале в Невер, а потом и бумаги обратно в контору, а прибыли, увы, никакой. Потому что в этот раз я выполнял поручение ростовщика «Купер и сыновья», которому задолжал приличную сумму денег. Разбоем в море, как некоторые местные, я не занимался. Не по душе мне все это бандитское занятие. Да и за совсем уж грязные делишки браться не спешил, за что моя команда часто на меня злилась. Ведь я же в прошлом приличный капер, вот только был вынужден сменить гражданство, едва на континенте объявили на меня охоту. Да… Долгая история вышла. Из-за которой я стал одним из мосолов, мореплавателей Соломонии, как себя любовно называют ушлые работорговцы из числа жителей этого острова.
