Было темно, и накрапывал дарз – мелкий дождь, сырой, убаюкивающий. Свет Луны или от придорожных фонарей, а может, автомобилей падал на остановку. Это было старое строение из трех стен и плоской бетонной крыши.
Мы услышали неожиданную музыку, поэтому остановились…
Была ли это музыка, не могу сказать. Просто два-три такта, мотив, напоминание.
Перекусив спичку в зубах, склонив голову и скрывая улыбку, я шагнул влево. У стены за стопкой черных покрышек, покрытых куском фанеры сидел писатель.
Лицо его было видно плохо, но невозможно было не узнать эти черты. На нем была черная кепка и черная куртка. Он шагнул в другую сторону и обнял крупного полного человека в зеленом плаще и черной шляпе.
– Я думал, тебя нет… Безумно рад!
– И мне говорили, что нет тебя. И я не верил.
Дальше помню обрывки слов, жесты, звуки, тени и куски бетона, на который падал свет. А еще все трое улыбались. Я не слышал звук своего сердца. Никто больше не проронил ни единого слова.
Помню, он кивнул, подавая знак, и начал потихоньку двигать ногами и руками короткими движениями. Несмотря на его полноту, двигался он красиво, даже лихо.
А наш друг не спеша, словно писал стихи, негромко отстукивал лезгинку. Так мы среди ночи тихо хлопали и смотрели на танец большого человека. Он двигал грузное тело по кругу.
Мимо пронеслась кавалькада из автомобилей. Ехали они быстро, даже ветерок ударился о стены остановки. И снова был слышен только этот приглушенный звук «тох-ох, тах-тох, асс-сса!..»
В черном лимузине сидел президент.
– Вы видели, – спросил он, – там человек в плаще и шляпе танцевал? Кажется, лезгинка?
Охрана и помощники переглянулись. Никто не хотел признаться, что не заметил танцующего человека на пустынной трассе.
– Жалко, статус, безопасность и все такое, – президент с грустью смотрел в окно. – А так бы слез по пути, поговорил с этими мужчинами, а может, и лезгинку станцевал…
А на остановке стихала музыка. Звуки растворялись в тумане. Стирались очертания и черты. Зрение, слух, ощущения постепенно исчезали вместе с нами. Время, словно огромное полотно украденной картины, свернулось и удалилось. А в душе осталась это наше молчание, незаметные улыбки и тихая лезгинка под сенью уставшего дождя.
