Звук разбитого сердца —
это самая громкая тишина на свете.
Кэрролл Брайант
«Не знаю почему, но когда я смотрю на звезды, мне хочется мечтать», – думал Он, глядя в черное, густое, усыпанное блестящими пуговками звезд небо. Через толстое стекло иллюминатора Он видел людей, что толпились у края платформы, огороженной силовыми полями. Тысячи людей протягивали руки к поезду, их рты кривились в беззвучной мольбе о помощи, а глаза, полные отчаяния, были устремлены на отъезжающих. В вагон подали электричество. Желтые полосы неоновых огней протянулись вдоль салона. Мир по ту сторону иллюминатора исчез во мраке.
– Уважаемые пассажиры! Поезд отправляется через пятнадцать минут. Просьба занять свои места, – проговорил электронный голос и смолк, издав тихий щелчок.
Он посмотрел вокруг: два ряда кресел по два посадочных места протянулись на сотни метров вперед и назад.
– Уф! Еле успела. По платформе уже не пройти. – С соседнего кресла повеяло ароматом синтетического жасмина. Стройная девушка лет двадцати устраивалась рядом.
– Добрый вечер, – откликнулся Он, внимательно рассматривая девушку. Да уж, она бесподобна! Один из лучших экземпляров, которые можно забрать с собой с Земли.
– Ты откуда? – спросила девушка, глядя на него.
– Нидерланды.
– А я Настя, из России. Ты тако-о-й рыжий, – кокетливо протянула она. – Говорят, это к счастью.
– Но не для тех, кто остался там. – Через проход им широко улыбался пухлый жизнерадостный парень в начищенных до блеска ботинках.
– Вы кого имеете в виду? – осведомилась Настя.
– Я про тех, кто остался на платформе, конечно. Да и на всей Земле. Говорят, это последний поезд до Венеры. Я Роб, Калифорния, если позволите.
– Настя, очень приятно, – она протянула ему руку.
Оба выдержали паузу, ожидая от Него ответной любезности. Но Он молчал, нахмурив лоб, потирая пальцем длинный нос с горбинкой.
– Убедительная просьба, пристегните ремни, нажав на красную кнопку подлокотника справа, – попросил электронный голос.
Отовсюду послышались щелчки и громкий сосущий звук: ремни входили в пазы, плотно прижимая тела пассажиров к спинкам кресел. Он снова посмотрел в иллюминатор, платформа была едва видна в тусклом свете фонарей.
– Не насмотришься, даже не пытайся, – вздохнула Настя.
На ее прелестном личике читалась грусть, но грусть была какой-то сиюминутной, поверхностной.
