Мэнди остановилась в отеле Rott, находящемся на Малой площади, совсем недалеко от знаменитой Староместской. Девушка только заселилась в свой номер и пока ещё даже не приступила разбирать вещи. Войдя внутрь, Мэнди первым делом уселась на кровать, оставив свой чемодан у двери, и окинула взглядом комнату. Стены были оклеены жёлтыми обоями с узором, на полу был расстелен красный ковёр, придававший обстановке особенный уют и изысканно сочетающийся с мебелью ярко-коричневого оттенка. Мэнди зажгла свет – становилось довольно темно. Бросив взгляд на три мягкие подушки у изголовья кровати, девушка испытала непреодолимое желание немедленно на них обрушиться, но вспомнила, что нужно разобрать вещи.
Чистоте и аккуратности Мэнди уделяла особое внимание, а потому с вещами она разбиралась больше получаса, пока, наконец, всё не оказалось на своих местах. Тогда Мэнди извлекла из кармана листок бумаги со списком всего, что нужно сделать в Праге за время рождественских выходных, и первый пункт «заселиться в отеле» был торжественно вычеркнут.
Следующим пунктом была прогулка по городу. Взглянув в окно на разбушевавшуюся метель, девушка захотела остаться в номере, в тепле и с тремя мягкими подушками, но она была не намерена менять свои планы несмотря на погоду.
Поплотнее закутавшись в тёмно-синее пальто и спрятав от снега золотистые волосы, Мэнди вышла на улицу и побрела, куда глядели глаза.
Мэнди Уоллер была состоятельной журналисткой из Калифорнии, она приехала в Прагу специально на рождественские выходные. Мэнди давно мечтала побывать в Чехии, и ей потребовалось довольно много времени, чтобы всё-таки решиться и приехать. Девушке было без года тридцать, но ни мужа, ни детей, ни каких-либо отношений, ни даже друзей у неё не было – это стало главной печалью её жизни.
И печаль эта всегда и всюду, точно незримая тень, следовала за ней. Даже теперь, когда над городом уже опустился вечер, улицы засверкали сотнями рождественских огоньков, и Прага была как никогда прекрасна. Зимний дух волшебства пронизывал воздух; каждое крыльцо, каждая витрина были украшены, как на открытках; отовсюду слышались смех и разговоры, хотя лица людей было трудно рассмотреть, потому что снег кружился в бешеном танце.
