Чёрная, белая, чёрная, белая, чёрная!
Белая, чёрная, белая, чёрная, белая!
Сутки за сутками чётные дни за нечётными
эта мелодия мечется, как угорелая.
Хочется радости, злобы и горя не хочется.
Жизнь беззащитная птицей на ветке качается…*
Ее фигурка выделялась на общем фоне промокших прохожих, понуро плетущихся или убегающих от дождя. Она была единственным ярким пятном этого серого дня. Яркой вспышкой данной минуты – стояла, под прозрачным зонтом, смотря на то, как вода из дождевой лужи, спрятав под собой рисунок мозаики площади, заполняет ее туфли. Красочно желтый летний плащ был сухим лишь на плечах, а пестрый шарфик, обмотанный вокруг шеи, испуганной канарейкой прятался за поднятым воротником. Зонт не скрывал ни сникшей прически, ни мокрого лица, от бегущих по щекам слез и падающих в такт крупным каплям дождя. Ее плечи вздрагивали, отчего зонт дрожал, отбрасывая сползающие капли по сторонам.
Набережная пустела, а она так и стояла в самом центре солнечных часов. Мокрая стела, за ее спиной, вызывала ужасающее зрелище – то ли пронизав девушку насквозь, устремлялась ввысь, то ли пришпилив ее, как иголка булавки, не давая сдвинуться с места, не оставляя возможности поднять голову.
Ветер усилился, море посерело и свирепо набрасывалось на берег. А она все стояла, опустив голову, не замечая одинокого велосипедиста, делающего энный круг вокруг заборчика.
Шквальный порыв ветра дернул зонт, но сжалившись, полетел дальше, крутя и играя со всем, что попадалось на пути. Парень спешился и подошел к ней. Девушка не пошевелилась. Оставив велосипед у ограды, сделал круг вокруг нее – никакого внимания. Его темное, мокрое одеяние соответствовало окружающей среде и лишь на шлеме были две красные молнии.
Раскат грома прозвучал над холмом и яркой вспышкой разразился над морем.
– Мэри Поппинс приземлилась не по адресу или ждет попутного ветра? – усмехнувшись, бросил он.
Девушка вздрогнула, подняла голову, не избавляясь от зонта. Огромные глаза всего на миг блеснули яркой зеленью и стали серыми. Губы с остатками помады, подрагивали. Казалось, еще слово, и она сорвется на истерику. Парень приоткрыл рот, приподняв краешек губы лишь слева, желая бросить следующую шутку, но не смог – она была ужасающе красивой. Все ее черты лица искажались под пленкой зонта, а вода, как линза увеличивала отдельные части лица, искривляя ее до неимоверности. Несмотря на это он почувствовал к ней притяжение.
