Серые грязные стены странных домов, державших узкую улочку в цепких объятиях, словно и ее сковали навалившейся со всех сторон непомерной тяжестью. Матильда со страхом смотрела на эти стены с мертвыми окнами, на нависающие прямо над головой крыши, как будто подпирающие упавшее на них серое мутное небо, и не могла тронуться с места. Кричать и звать на помощь почему-то не хотелось. Она просто стояла на будто вросших в грязный булыжник ногах и тупо озиралась по сторонам. На странной улице не только не было ни души, казалось, что здесь не жил ни один звук. Но и тишина была какая-то ватная, непроницаемая. Последнее обстоятельство вселило в Матильду просто панический ужас, но и он не смог подвигнуть ее на какое-либо действие, раздирая животным страхом все изнутри. Боль в висках стала невыносимой, но даже сжать голову, готовую взорваться, она не могла, руки, как и все тело, отказывались подчиняться.
Внезапно боль исчезла, и Матильда отчётливо почувствовала, как кто-то сзади невесомо толкнул ее в спину, и она послушно побрела по скользким от грязи и сырости булыжникам. Ей было абсолютно все равно, кто идет сзади и направляет ее, странный город будто лишил ее воли и способности к сопротивлению. Впервые в своей долгой и активной жизни Матильда узнала чувство безысходной покорности в сонном безразличии к собственной судьбе. Ей было все равно кто, куда и зачем ее ведет, что с ней будет через минуту или через час, она просто брела, спотыкаясь и скользя по узкой серой улочке, и ни о чем не думала. Впервые в жизни Матильда Исааковна Таборная ни о чем не думала!
Невидимый спутник легонько толкнул ее в левое плечо, и Матильда ввалилась в темный дверной проем. Снова невесомый толчок спину, несколько вялых шагов в темноте и тусклый огонек в углу высветил несколько предметов, составлявших убранство помещения. Справа от Матильды у стены стояло что-то наподобие грубо сколоченной длинной скамьи, и она боязливо обернулась на спутника, как бы прося разрешение присесть. Ответом был очередной легкий толчок, и Матильда с облегчением рухнула всем своим дородным телом на плохо струганные доски. Она хотела прикрыть глаза, но веки не слушались. Мимо проскользнула огромная тень и на Матильду пахнуло крепким запахом давно не мытого мужского тела. Первое осознанное ощущение было весьма неприятно, но и чувство брезгливости было каким-то ватным. Она проводила вонючую тень тупым взглядом и увидела, стоящий на изящном маленьком столике, красивый светильник старинной работы. Слабый огонек освещал не более полуметра вокруг, но этого было достаточно, чтобы разглядеть сидящего в роскошном антикварном кресле огромного мужика неопределенного возраста. Матильда вдруг отметила вернувшуюся способность к мышлению и восприятию. Ватное оцепенение отпустило, и она решила прояснить ситуацию в привычной ей манере допроса. Но едва Матильда открыла рот, как обнаружила, что язык вовсе не намерен ее слушаться. Вместо отработанных властных ноток изо рта вылетел жалких хрип.
