Цвет нашей интеллигенции 19-го века. Буква "В"

Николай Петрович с целью разнообразия своего жизненного пути то профессионально изучал, как некоторый вид жуков сам себя оплодотворял в полном одиночестве, то почитывал книжки, особенно детским отдавал предпочтение. Ему было уже под сорок, когда впервые были опубликованы сказки Г.Х.Андерсена. У него как раз, к этому времени проснулось, после восьмилетнего литературного безделья, желание чего-нибудь написать. Просматривая полку книжного магазина под названием «Новинки», его взгляд привлёк красиво оформленный томик сказок неизвестного для него автора. Он интуитивно понял – клёв пошёл. За вечер томик был прочитан. Он откинулся в глубину своего кресла. «Кажется, я могу тоже и даже лучше! И у меня созрел в уме мой литературный псевдоним – Кот Мурлыка! А как здорово звучит – «Сказки кота Мурлыки» «Пулемёт» застрочил строки за строками, сказки за сказками, книжки за книжками. Где-то на втором десятке книжек остановился с вопросом – может на жуков навозников переключиться? «Рано». И продолжил строчить. Из него пёрло и пёрло, и ему порой казалось, что сочиняет не он. Он только пишет шепчущее ему на ухо кем то. ТОТ, кого он ощущал на спиритических сеансах. Эти сеансы доводят его до безумия. «Где они? Куда уходят после сеанса? Они исчезают, а волос с их головы материализуется и остаётся в моей ладони? Рой вопросов. На воздух! На воздух!»

Примадонна петербургского балета, своего рода знаменитость, но Лермонтов едва ли бы назвал ее «ножку» «божественной», а Пушкин не сказал бы, что она «Летит, как пух от уст Эола»…

Балетоманы восхищаются в госпоже Вазем не столько ее пластической воздушностью, молодостью и красотой (довольно, кажется, спорными), сколько мощью и упругостью ее развитых мышц и неистощимой энергией. Мы, впрочем, не отрицаем ни «талантливости» ног г-жи Вазем, ни «гениальности» ее «стального» носка, ни «высокой школы» и редкой «добросовестности» ее танца; трудолюбию же ее мы положительно удивляемся. Много лет исполняя первые роли во всех почти балетах Большого театра, г-жа Вазем в иной спектакль проплясывает такое пространство, которое в сложности равняется промежутку между двумя станциями почтового тракта (30 вёрст)». Вл. Михневич «Наши знакомые».

Если отойти в сторону от извечно полных сарказма характеристик господина Михневича, то надо отметить, что балет, как один из разновидностей театрального искусства, всегда имел красивую картинку. Это было зрелище для представителей высшего общества. Переступая порог Императорского театра, ты мгновенно оказывался в сказке. Чинность, любезность, воспитанность – вылезали из глубин человеческой души. Желание нагрубить, опуститься до хамства – оставалось за порогом дверей, на улице. А если присутствовал Император, это был фурор во всём. Если, конечно, когда все замечали, что царь доволен постановкой. Как правило, неудовлетворение могло быть на опере – музыка не понравилась, чьё-то пение или исполнитель пришёлся не по вкусу. Балет так оттачивался мастерами сцены до совершенства, что все постановки проходили на бис. А если вдруг какой-то промах артиста на сцене , то в зрительном зале звучит дружный, сочувствующий «Ах». и это всем понятно. Порою просто идёшь и спотыкаешься. А здесь, все летают, кружатся по сцене. Да ещё в такт исполняемой музыки.