Олигархи не умеют любить.
Они привыкли брать.
Булат Валгаров – в том числе.
У него похитили дочь. Она её спасла. Но вместо благодарности получила прожигающий взгляд взрослого, пугающего до дрожи мужчины.
Он пришел за дочкой. Забрал и её.
Но что будет, если нефтяной магнат полюбит?
Безопасник Мирон Скифский сорвал с шеи галстук и швырнул его на кожаное кресло.
– Рассказывай.
– Чего рассказывать, Доля? Я думал, что я в корень охреневший, когда дело касается Лиды… Но Валгар… Там полный треш. Я ни разу не видел, чтобы мужика так крыло.
* * *
Мужчина в дорогом костюме, уже основательно пьяный, сидел и вертел в руках стакан с почти допитым коньяком.
Перед глазами всплыла картинка из прошлого, где другой мужчина, в тот момент старше его сегодняшнего лет на пять, такой же пьяный, сидел, горько усмехаясь, и говорил ему: «Не люби. Никогда не люби ни одну женщину. Нам нельзя, сына. Понимаешь? Мы же теряем человеческое обличье. Нам становится наплевать на других. Лишь бы она была рядом. Готовы убивать, предавать, лгать. Удерживать силой, шантажом. Нас выворачивает наизнанку от любви. Прокляты мы, Валгаровы, что ли».
Булат посмотрел на недопитую жидкость. Потом резко поднял руку и швырнул бокал в стену.
– Вот те крест, от них пахло кровью… И сами они в кровище были… Глаза злющие…
Угу, и ещё, наверное, у них имелись клыки.
Виктория опустила голову, скрывая улыбку, которая рвалась наружу.
Уже то, что девушка подслушивала, нехорошо, а если местные бабки решат, что она над ними насмехается или не верит – что намного хуже, ей не поздоровится. Житья не дадут.
– Баб Клав, ну что ты говоришь! Ты себя слышишь?! Какие такие мужики…
– Обычные! С руками и с ногами! Рыскали вокруг моего дома!
– Зачем он им сдался?
– А я поколе ведаю? Я проснулась, подошла к окну. А они там стоят. Два. Высоченные и злые.
– Ага, и ты их прямо разглядела?
Надя, продавщица в местном и единственном магазинчике, в котором можно было купить лишь самое необходимое, никаких излишеств, деликатесов и вкусняшек, скептически хохотнула, отчего её грудь, не меньше шестого размера, обтянутая водолазкой, призывно колыхнулась.
– Вот те крест! – баба Клавдия быстро перекрестилась. – Вижуу, вижуу, по глазам твоим бесстыжим, что ты мне не веришь! Конечно, куда уж мне верить-то! А я, в отличие от некоторых, жизнь прожила! И застала те самые девяностые, когда мордовороты на тачках больших разъезжали и пушками вокруг размахивали! И эти, я тебе говорю, оттуда!
