Меня зовут Слава Осокин, и я переезжаю.
К двухтысячному году, к своему двенадцатилетию я успел побывать в Сочи, Туапсе, Малаге, Гранаде, Мадриде, Барселоне, Курске, селе Бабяково, Боброве, Москве, Туле, но родной город до сих пор знал плохо. Что уж говорить про область. Знал ли я деревню? О, от крестьянских корней оторвали урбанистические ураганы – все бабки и прабабки в должной мере урбанизировались и эмансипировались, и ни одного, хотя бы самого завалящего сельца мне не обломилось.
«Родной край». Этим словосочетанием обычно пытают первоклашек, но по факту штука красивая. С ним меня познакомили поездки на дачу под Землянском, один раз побывал семилеткой на деревенской свадьбе дальних родственников – в посёлке Касторное Курской области. Неподалёку там стоит замок, пахнет навозом – всё как в средние века.
В основном же сельский уклад привозили сводные родственники из посёлка Красный луч Луганской области. Очарование старинных городов приезжало вместе с пряниками и сувенирами в виде лаптей от тульской родни. Крым взирал на меня с вышитого прабабушкой крестиком маринистской картины, а также шумел из ракушки и обнажал свои голубые и лазурные красоты на старых фотографиях.
Ну и сама прабабушка Матера Кшесинская-Морозова в этом плане представляла солидный источник знаний. Но что ни говори, а центром мира оставался Советский район города Воронежа, где я и прожил до десяти лет. Моя Йокнапатофа, мой Дикий Запад, мой Личный штат Айдахо, даром что без Шекспира и гомосексуализма. Ладно, Шекспир стоял полным собранием пятьдесят-бабушкинского года на полке, но, когда я учился читать, я его упорно называл «Рипскеш».
