Бежевая дверь. Волнистые линие выделяются на ней более насыщенным оттенком и рассекают кусок фанеры сверху донизу. Закрытый дверной глазок – единственное окно в мир. В то же время – это окно для мира, окно для любого желающего заглянуть внутрь темной безжизненной комнаты. Желающие заглянуть есть. Из-за них эта комната наполнена не ярким дневным светом, а полумраком. В ней различимы лишь силуэты различных оттенков черного. Небольшой диван обитый ворсистой тканью стоит по-середине комнаты. На нем тихо сидит некто. Он чувствует голод, чувствует переполненный мочевой пузырь, готовый взорваться, но не встает с дивана. Его пугает что-то. Укрывшись пледом, прислушиваясь к каждому шороху за бежевой дверью, он задается вопросом: «Почему она такая яркая? Единственная дверь в подъезде светлого цвета. Слишком приметная! Она привлечет внимание! Когда к ней подойдут я просто не буду шевелиться. Не издам ни звука и они уйдут». Бледная кожа на лбу покрылась испариной. Терпеть он больше не мог, встал и почувствовал резкую боль внизу живота, как будто ему внутренности свело, человек резко согнулся и пошел в уборную сгорбившись. С опорожнением мочевого пузыря, казалось, пришло и внутреннее облегчение. Все не так страшно. В дверь раздался резкий звук. Сердце застучало с бешеной скоростью. Дух перехватило. Мужчина замер. Он не двигался. Дыхание было таким громким, что он задержал дыхание, лишь бы его не слышали по ту сторону бежевой двери. Она такая хрупкая. Если будет нужно, ее рукой пробьют насквозь. Еще раз постучали. Стук отдавал эхом в голове, гулом проносился по всему телу.
«Сейчас меня найдут!» – мужчина кричал. Кричал молча. Крики ужаса вместе со стуком сердца проносились по всему телу, оно затряслось от такого напряжения, в глазах помутилось. Дверь не пытались открыть. Через тридцать секунд послышались удаляющиеся шаги. Тридцать секунд показались вечностью, тягучей вязкой субстанцией, вперемешку со страхом затянувшие мужчину. Еще около минуты он стоял неподвижно, пока не решил, что можно тихонько пройти на кухню и поесть. Обойдя стул, с наброшенными на него вещами, он двинулся к холодильнику.
– А вдруг свет холодильника выдаст меня? Что тогда? Не нужно было занимать деньги. Я ведь мог накопить, тупица! Чтоб тебя!
На глазах выступили слезы, ему хотелось завопить, лечь и реветь, кричать, проклинать себя, этот мир за то, что он так херово устроен, человека, который выдал ему займ под огромные проценты.
