– Князь Орсилов спрашивает господина барона, может ли он принять его?
– Князь Орсилов? Вы не ошиблись?
– Никак нет, господин барон, я прекрасно слышу.
– Просите.
Камердинер исчез. Через несколько минут в кабинет барона де Мерье вошел высокий статный мужчина лет сорока. Ответив легким движением головы на приветливый поклон хозяина, гость тотчас же опустился в предложенное ему кресло и, устремив на барона несколько строгий, почти жесткий взгляд, сказал:
– Вы, вероятно, не знаете меня?
– Прошу прощения, князь, конечно знаю, немного… имя и репутация, впрочем, как и большинство парижан.
– Для меня большая честь познакомиться с вами поближе. Ну а я знаю вас лучше, во всех отношениях, физическом, интеллектуальном и моральном.
– Правда?
– Я докажу вам, что говорю правду, если только позволите мне быть откровенным.
– Я не вижу причин отказать вам в этом, – и барон подвинулся к гостю как бы давая знать, что готов выслушать его с большим вниманием, очень заинтригованный, возможно, слегка обеспокоенный, но тем не менее, настоящее воплощение спокойствия.
– Барон, – начал гость очень спокойно, – вам тридцать лет от роду, и в Париже, где одни прошли, чтобы общество ни говорило, вы сияете ярким светом.
Барон холодно улыбнулся, но ничего не сказал.
– Вы обязаны вашей известностью не столько роскоши, которой умеете окружить себя, сколько некоторым качествам. Молодые люди знают вас как прекрасного игрока в карты, замечательного наездника и человека умеющего стрелять и ловко драться на шпагах, услужливого, милого, весёлого. Женщины, особенно те, которые не боятся скомпрометировать себя, хвастают вашей щедростью, вашим великодушием, и говорят, что вы идеальный представитель когорты молодых людей, выступающих в амплуа покорителя женских сердец.
