Ты в кубок яду льешь, а справедливость
Подносит этот яд к твоим губам.
У. Шекспир
Ветер, бесцеремонно ворвавшийся в форточку, спугнул приведение – занавеску. Она задергалась в эпилептическом припадке, с противным шлепаньем колотясь в окно.
Он не слышал. Застыв на диване в позе эмбриона он всхлипывал… и еле слышно подвывал. Ему было страшно…
Лены не стало восьмого сентября, поздно вечером.
Они, с улыбками и глупыми шуточками, свойственными только влюбленным, возвращались с дачи.
Свет фар подскакивал на мокром асфальте ошалелым зайцем.
Откуда взялся тот грузовик?
Так больно. Боже, как же больно! Он с хлюпаньем вздохнул. Ржавые крючья страха выскребали душу.
Ленка…
Он сжал голову и глухо застонал. Память подленько подкидывала воспоминания о врачах скорой помощи, полиции… Он остервенело вытирал кровь с разбитого лба и рассказывал, рассказывал…
Они сказали, что смерть наступила мгновенно. Ленка…
Сумеречную пустоту комнаты снова разрезал глухой стон и звук ударов – он пытался выбить об стену воспоминания. Не помогло…
Свет уличного фонаря мазнул по его лицу, прося успокоиться и остановиться. Он замер, на мгновение выныривая из липкого ужаса. Потом затих, настигнутый врасплох тяжелым сном.
Лена… Лена… Имя душило его. Давило. Сковывало.
Снилась весна. Ленка, в цветастом плаще, и он грузный, с рыжими руками, под белым ураганом облетающих яблонь. Улыбки, шутки, объятия и долгий взгляд… поцелуй. Сладкий, томительный, волнующий.
Прядь русых волос колышется на ветру. Он заправляет ее за милое, такое маленькое и трогательное ухо. Лена… Леночка… ЛенОчек… Его маленькое, хрупкое сокровище, ставшее таким родным за короткое время. Строптивая и непослушная.
Лена…
И тут все пропадает. Дерганный свет фар, черный бок обезумевшей фуры и страшный скрежет. Визг и…
Он проснулся, хрипя от застрявших слез.
В комнате темно, лишь ветер и тусклый свет уличного фонаря заглядывают в окно, прыгая по стенам живой абстракцией.
Лена? Как жить? Как жить с этим?
Желудок мучительно заныл, требуя пищи. Он забыл, когда ел в последний раз. Какая еда, если перед глазами окровавленное женское лицо. Шаркая непослушными ногами, прошел на кухню. Включил свет.
На полке блеснула кружка в синий горошек – Ленкина любимая. Она переезжала к нему частями, заполняя его пространство его пустяками и вещицами.
