Никогда в жизни никакого отношения к художественной литературе не имел. Был добросовестным читателем, и все. И не планировал иметь. Мне вполне хватало журналистики, я ею и занимался довольно долго и с удовольствием.
А потом эта профессия для меня закончилась. Не в одночасье это произошло, постепенно, но в две тысячи четырнадцатом, после Крыма и Донбасса, стало ясно: нет таких российских средств массовой информации, где мне хотелось бы работать. Слишком много требуется компромиссов.
Средств массовой информации не осталось, а зуд вот этот – буквы складывать в слова, потом в предложения и абзацы – никуда не делся. Ломка, надо сказать, довольно болезненная.
Я и подумал: что я теряю, если попробую что-то написать не репортажное? Не получится – ну и гори оно огнем, не корову проигрываю.
Трудность была в том, что придумывать я не умею – только запоминать и записывать увиденное и услышанное. Но проблема оказалась решаемая. Надо было для начала просто повспоминать. Я лет десять проработал военным корреспондентом – в Южной Осетии, Карабахе, Абхазии, Чечне, других местах – там было что запомнить.
Оттуда и первый рассказ – «Август».
Пристал Пашка ко мне, как банный лист. Поедем да поедем, что мы здесь сидим, чего ради, август, город пустой, ничего не происходит, работы нет, гонораров, соответственно, тоже нет… давай, поехали…
– Куда? – спрашиваю, просто чтобы отвязаться.
– О, – говорит Пашка, – вот начался деловой разговор. Есть идея. Поехали снимем кино про Карабах, Южную Осетию и Абхазию с Приднестровьем – типа, как живут непризнанные республики, кровью завоевавшие свою независимость.
А мы с ним только-только из Чечни вернулись, три недели шлялись.
– Вот не наелся ты говна. Давай хоть отоспимся, отмоемся, дела какие-нибудь поделаем, и вообще, ты по суточным соскучился – ты и езжай снимать эту байду.
– Нет, меня Кушнер одного не отпускает, только с тобой. Он считает, что я Абхазию от Приднестровья не отличаю, поэтому привезу некондицию.
– Он прав, если не кривить душой.
– Да я не спорю, но давай поехали, будь человеком, мне правда очень надо, я в три конца должен, и ты же мой лучший друг.
Ну и уговорил, конечно. Действительно, Москва в августе – это кладбище, с которого все покойники разъехались по отпускам. Осталась жара и тоска, и дружить я умею. Поехали, черт с тобой.
