Мария Дмитриевна давно считала, что у неё есть дар предвидения, и муж напрасно не слушает её подсказки.
– Я же говорила, что будет дождь, а ты поехал на велосипеде.
– Маш, по прогнозу никакого дождя не обещали, – Виктор вытирал лицо полотенцем, ёжась от прилипшей к телу мокрой одежде.
– А вот я говорила, что ты можешь заболеть, мне сон приснился…
– Маша! Позвони Верочке и ей расскажи. Я ещё буду твоим снам верить. В душ пойду, согреюсь.
– Иди, я чай поставлю. Варенье малиновое нужно и под одеяло. Не мальчик уже под дождём бегать.
Но Виктор не ответил, а быстро закрыл дверь ванной комнаты, оставив жену в коридоре.
– Ну и ладно, ладно. Можешь сердиться на самого себя.
Маша отправилась на кухню, собираясь согреть воду и заварить Иван-чай.
Они с мужем жили в обычной трёхкомнатной квартире на четвёртом этаже. Трое их детей давно выросли и уехали за своими мечтами, не часто возвращаясь к родителям. Звонить не забывали, от помощи не отказывались, но судьба уже закручивала их жизненные дороги.
Выбрав себе профессию реставратора, Мария часто брала работу и на дом. Ей очень нравилось возвращать старые вещи к жизни. Ещё год назад она преподавала в колледже, но лишь исполнилось пятьдесят пять, она занялась только реставрацией. Виктор Викторович продолжал трудиться на военном заводе начальником смены.
Скучать Маша не успевала и лишь изредка вздыхала, глядя на фотографии своих детей, а теперь и внуков.
Заварив чай, Маша достала из холодильника банку малинового варенья и налила в блюдце ароматную густую жидкость. Уже собираясь присесть, она обернулась и вскрикнула. Муж стоял в дверном проёме, завернув нижнюю часть тела в полотенце. Бледный как полотно, он смотрел на Машу застывшим взглядом.
– Ты чего? – выдохнула Маша.
Но Виктор молчал.
– Витя, «скорую» вызвать?
– Маш, не надо.
– Давление померить?
– Сядь, не надо ничего.
– Ну, села.
Мария присела, но готова была резко вскочить и бежать за тонометром.
– Я маму видел, – прошептал Виктор.
– Ты дурак! – вскрикнула Маша. – Десять лет прошло, как умерла, а…
– Я её видел. Голову намылил, глаза закрыл, а когда открыл – она стоит мне пальцем грозит.