Эти дикие места всегда, даже в свои лучшие времена, были враждебно настроенны ко всему живому в целом и к человеку, как к наиболее строптивой его части, в частности. Безумная жара днем и безумный холод ночью, полуживые кустики верблюжьей колючки в ложбинах между гигантскими песчаными барханами – таков был ландшафт пустыни Такла-Макан, единственным хозяином которой был всепроникающий ветер. Казалось, его сильнейшие порывы, с легкостью перемещавшие на тысячи километров горы песка, давно уничтожили здесь все живое, однако, в ту самую минуту, когда ветер особо лютовал, по вершинам и склонам барханов неведомо куда пробирался человек. Такого проявления своеволия пустыня простить не могла: ветер нещадно дул, стремясь сбить ничтожную фигурку с ног, песок забивался во все прорехи и поджаривал босые ноги, но человек ничего этого не чувствовал, его внутренние терзания сполна перекрывали внешние неудобства. Казалось, ещё вчера у него было всё, о чём только можно мечтать, а сейчас он являлся безвестным изгоем, шедшим неизвестно куда и неизвестно зачем. Джумар Ясави, как звали странника, был сыном богатого купца из оазиса Ния, оазиса, который, несмотря на ничтожные размеры, по степени политического и экономического влияния превосходил таких гигантов, как Хотанское царство и Уйгурский каганат, ведь через в него в обязательном порядке шли все караваны, следовавшие по Великому Шёлковому пути. Таможенные пошлины и те средства, которые проезжие купцы оставляли в Нии в обмен на воду, еду и вьючных животных, позволили этому оазису так разбогатеть, что он стал де-факто независимым государством, а вместе с ростом богатства Нии росло благосостояние и купца Ахмеда Ясави, отца Джумара. Постранствовав в молодости по всему Великому Шёлковому пути от Алеппо до Лояна, в зрелости Ахмед Ясави прочно осел в оазисе Ния, где стал предостовлять страховые и ростовщические услуги купцам, следовавшим по Великому Шёлковому пути, на чём сколотил гигантское по всем меркам состояние. Естественно, у такого богатого человека было много врагов и завистников, но в открытую к Ахмеду Ясави было не подкопаться, поэтому его недруги решили действовать много умнее. Для начала в окружении Ахмеда Ясави как бы невзначай вошёл молодой купец Чжан Юн-Ли, ранее торговавший с Японией, а теперь решивший попытать счастья на Великом Шёлковом пути. Несмотря на то, что Ахмед Ясави уже давно не выезжал из оазиса Ния, он нисколько не потерял интереса к окружающему миру, а Чжану Юн-Ли было, что рассказать на вечерных посиделках в комнате для гостей. Как-то незаметно Чжао Юн-Ли занял при Ахмеде Ясави место главного советчика, оттеснив старых друзей и товарищей. По его советам Ахмед начал вкладывать денежные средства в довольно-таки рискованные торговые предприятия и, несмотря на неутешительные прогнозы, ему сказочно везло, небольшие по размеру денежные вклады приносили прибыль, раз в 10 превышавшие первоначальную сумму. Аппетит приходит во время еды и Ахмед Ясави по совету Чжана Юн-Ли начал всё больше увеличивать сумму вложений в надежде на большую прибыль, более того, для этого он стал использовать средства, которые купцы оставляли ему на хранение. В один прекрасный день он вложил огромную сумму денег на торговую экспедицию на остров Шри-Ланка. На эту авантюру Ясави-старший поставил огромные по всем меркам деньги, причём не только свои, но и отданные ему на хранение, успокоив своих вкладчиков, что отдаст всё по удачному завершению предприятия, но случилось то, что давно должно было случиться: экспедиция на Шри-Ланку провалилась, её участники попали в плен к белым гуннам, все деньги Ясави ухнули в трубу и не только его – когда о печальной судьбе экспедиции на Шри-Ланку стало известно в оазисе Ния, выяснилось, что он вложил в это дело средства всех купцов, передвигавшихся по Великому Шёлковому пути, а так как оазис Ния жил в основном за счёт транзитной торговли, то своими денежными авантюрами Ахмед Ясави разорил целое государство. Затруднительным денежным положением оазиса Ния тут же воспользовались китайцы, предоставившие местным купцам беспроцентную денежную сумму в обмен на истребление дунган, к которым имела несчастье принадлежать и семья Ясави. Сам же Ахмед Ясави после такого провала находился в полной прострации, в буквальном смысле слова выпав из окружающей реальности. Когда же он пришёл в себя и начал хоть что-то предпринимать для спасения своей жизни, было уже поздно – дунган избивали по всему оазису, спасения и пощады им не было нигде. Напрасно Ахмед Ясави пытался утихомирить силой слова своих соседей, пришедших его убивать, а когда это ему не удалось, бросился в толпу убийц, надеясь на своё превосходство в традиционной дунганской борьбе жынжан, но просчитался – подножки и захваты оказались плохой защитой против мечей и ножей убийц, в считанные минуты Ахмед Ясави был изрублен в куски. Вместе с ним погибла и вся его семья, в этом кровавом безумии повезло уцелеть только его младшему сыну Джумару, который сумел спрятаться в колодце и пересидеть там всё самое горячее время погрома. Когда через 4 дня он, наконец-то, выбрался на волю, первым, что предстало перед ним, было гигантское пепелище на месте, где когда-то располагались дунганские усадьбы и горы трупов непохороненных дунган. Конечно же, долг прежде всего требовал от Джумара похоронить своих родных, дабы грифы и вороны не ели их тела, не оскверняли их своей скверной плотью, но времени на это у него не было – погромщики и китайцы, под протекторат которых в результате неразумных действий его отца попал оазис Ния, рыскали по улицам в поисках уцелевших дунган и зверски убивали их, если находили. Джумару оставалось только взять самое необходимое из еды и одежды и отправиться на север, в уйгурский город Кочо, где он надеялся отдохнуть от перенесённых страданий и переждать пик антидунганской истерии…
