Карман ворон

Как кора, моя кожа темна,

И черны, как терновник, глаза,

Я, как ветер, легка и быстра,

И, как лань, я пуглива, дика[2].

«Баллады Чайлда»[3], баллада 295

В году все идет своим чередом. За зимой приходит весна, за тьмой – свет. Точно дерево на токарном станке, вращается мир, и на нем вытачиваются сезоны и месяцы. Нынче Майский канун и второе за месяц полнолуние. Нынче день весны и Голубая луна[4]. Пора ведьмам отправляться в путь.

Сегодня я лисица. Могла бы быть жаворонком, совой, зайцем, волком или выдрой – странствующий народ способен принять любое обличье. Но сегодня – в эту особенную ночь взметающихся до небес костров и полетов ведьм – я лисица.

Я оставляю одежду у костра: юбку из перьев, плащ из волчьей шкуры, ожерелья из полированных камней. Обнаженная, кружусь в свете костра и луны – огненно-золотая, молочно-серебряная. Теперь мне слышны звуки ночи: какой-то зверь лакает воду из ручья, мышь пищит в высокой траве, совы перекликаются в ветвях деревьев, тик-такает жук-точильщик в лежащем бревне. Доносится дурманящий запах сирени. Я устремляю взгляд вдаль – лисица совсем рядом, дремлет в теплой норе. Почуяв меня, навостряет уши. К ней прижимаются три пухленьких сытых детеныша, напоенных теплым молоком. Лисица тревожится оттого, что я, незнакомка, так близко.

Я пробуждаю в ней настойчивое желание пробежаться под звездами. Она вскидывает морду и скалится, настороженная, но в то же время заинтересованная. Я навеваю на нее ощущение прохлады ночного воздуха, мшистой земли под подушечками лап, чувство голода в животе. Дрожа, отворачиваюсь от костра и направляюсь в лес. Земля под босыми стопами мягка, влажна и холодна. Она пахнет дождем и пролесками. Свет луны, струящийся сквозь ветви деревьев, расцвечивает мою смуглую кожу серебряными полосками. Лисица – огненно-рыжая, как угольки под дымком, с белой шеей и грудью – пристраивается рядом.