Социологи, поэты и журналисты любят давать красивые определения возрастным группам, социальным классам и прочим критериям, помогающим загнать нас в определенные рамки и навязать нам модели поведения.
Мне повезло, я родился в трещащем по швам СССР в 1989 году…
Но эта писанина не о том. Сейчас четыре часа ночи. Я сижу на балконе просторной и богато, но со вкусом обставленной квартиры, арендованной за счет одной очень большой транснациональной корпорации в Праге, и допиваю остатки очень дорогого виски, марку которого я не назову по двум причинам – во-первых, они мне не заплатили за рекламу; во-вторых, я слишком пьян, чтоб выговорить это.
Если бы хозяева моей жизни услышали поток мыслей, которые мое пьяное сознание только что стошнило на вас, то я бы уже сидел в самолете, летящем в Москву, а оттуда реверсным шагом отправился бы по стопам Ломоносова (то есть из столицы в никуда).
– Я тебе еще нужна? – слышу женский голос где-то очень рядом со мной.
Я оборачиваюсь и смотрю на женщину лет сорока пяти, одетую броско и вызывающе. Это Марина (по крайней мере, она так представилась). Она проститутка, которую я подобрал по пути домой из бара. Она обычно стоит на углу площади недалеко от моего подъезда. Вы не подумайте, я очень даже привлекательный молодой человек двадцати семи лет (шесть кубиков, наличность и все атрибуты присутствуют), но… Последние три месяца у нас с ней пятничный ритуал. Сначала я отправляюсь на поиски той самой, что принесет покой и мир в мою больную душу поэта. Потом я постепенно нажираюсь и снижаю свои ожидания на просто приятно провести время. Потом, после продолжительного общения с чешками, русскими и туристками со всего мира, я впадаю в глубокую депрессию от их примитивности и тривиальности, до такой степени, что мне даже трахать их не хочется. Выпив еще немного, я решаю пойти домой пешком по Старому Городу, завидуя улыбкам и счастью мещан. Дойдя до дома, совершенно опустошенный морально, я встречаю Марину, которая стоит в поисках клиентов. Я честно не помню наше первое общение, и спрашивать Марину об этом смысла нет, ибо она правду не скажет.
Я обычно снимаю ее на всю ночь. Сексом мы занимаемся мало. Я ей плачу за ее уши (возможность выговориться обо всем наболевшем на моем опьяненном сознании, а не то, о чем вы подумали, грязные извращенцы). Я говорю много и занудно (когда проститутка сама предлагает вам заняться сексом – это верный сигнал того, что ваш сеанс психоанализа раздражает ее, и она лучше пустит вас в свою уставшую вагину, чем будет слушать дальше).
