Жили – были, чай с кренделями пили бабка, да дедка, да их внучка Лушка – хохотушка. Ой, до чего весёлая была эта Лушка, хохотала без устали. Увидит муравья, или букашку какую, и ну, хохотать. Бывало, петух за курицей погонится, Лушка хворостину возьмёт и за петухом, а сама хохочет, да так, что от смеха по земле катается. И всё у них ладно, да складно было до того, как наведалась к ним гостья, баба страшная, в лохмотьях, с сумой придорожной. Постучалась она в дом, а хозяева по доброте в дом пустили, чаем напоили. Всё бы ничего, только Лушка, как увидела старуху в лохмотьях, хохотать принялась, да так, что без останову. Взглянула старуха на девчонку рыжую, да ясноглазую, своими чёрными очами жгучими, Лушка от её взгляда будто подавилась чем, хохотать перестала, в уголке тихонько села. Забрала старуха девичью радость, звонкий смех. С того дня, как ушла эта странница, Лушке совсем плохо сделалось, чахнет она день ото дня, и никто ей помочь не в силах. Каких докторов только к девице не звали, да всё без толку. Теперь не звенит в горнице звонкий смех, лежит Лушка на кровати, точно мумия какая, вся белая, да хмурая. Одним словом, заболела девица. Уж и зима прошла, потом весна, и лето наступило, а Лушка всё не встаёт. Измучились, глядя на неё, дед с бабой, исстрадались.
А на дворе солнышко разыгралось, ветерок гуляет, листочки меж собой перешёптываются, птички на все голоса песни распевают. Говорит бабка деду:
– Давай – ка, дед нашу Лушу на волю снесём, под кустом усадим, пусть она на солнышке погреется.
Так и сделали. Усадили девицу на скамью под калиновым кустом, а сами в дом пошли. На ту пору проезжал мимо молодец на коне, увидел он красную девицу под калиновым кустом и подъехал ближе. Кланялся он ей в пояс и слово молвил:
– Как звать тебя, девица красная? Почто скучаешь одна одинёшенька?
Подняла Луша очи на молодца, да и опустила с равнодушием.
– Лушей меня звать, – тихо сказала.
– А, что грустишь в одиночестве? – спросил молодец.
– Не радует меня красно солнышко, не радуют меня птички певчие. Украла старуха-колдунья мою радость, мой смех.
Заплакала девица и такой жалкой она показалась молодцу, что захотелось ему пожалеть беднягу. Обнял он девицу, да и воспылал к ней любовью.
