Очень сложно, когда в тебя не верят. Я знаю это, потому что никто не верил, что я доползу до ремиссии. У меня была граница между третьей и четвертой стадией рака. Врачи буквально качали головами и говорили, что надеяться почти не на что. Я будто бы стояла у пропасти, не решаясь прыгнуть. Смотрела в неё и ждала, когда меня столкнут. Но никто не подходил, и тогда я обернулась сама, поправляя прядь волос, выбившуюся из пучка и выпавшую мне прямо в пальцы из-за химиотерапии. Все смотрели на меня и ждали, когда я прыгну. Я видела в их глазах, что они знали, что я не доживу до сентября. Они ждали, когда я скажу им об этом – что я готова к тому, что им придется меня хоронить. А я молчала так же, как и они, и просто растворялась в своём страхе, пока однажды от меня не осталось ничего.
Я была одна весь тот путь, что мне пришлось преодолевать. Виной была не гордыня, не обида и даже не ссоры – виной было моё отношение. Я думала, что все они будут рядом и от этого я стану сильнее, а они всё отдалялись и отдалялись, приговаривая, что это моя война, и только я могу с ней справиться – всё в голове. Я стану сильнее, когда преодолею её сама, нужно было только поверить. Только вера никогда не была моим другом, а Ася, Кирилл, родители были.
Будь я той, кого похоронила, я бы держала обиду на них. Будь я той, кто жил цифрами, мнимой любовь к работе, к которой никогда не стремилась, к отношениям, которых, будто бы и не было, я бы, конечно, копила бы и гнев, и злость, и грубые слова. Я бы складывала их в коробку, стоящую на верхней полке, пока однажды эта полка бы не рухнула, уничтожив всё то, что стояло под ней – меня, их, наши отношения. У меня бы ничего не осталось, и я была бы по-своему свободна. Свободна и абсолютно одинока.
Я пыталась понять их, принять, чтобы всё-таки в следующий раз рассчитывать на себя.
У меня теперь есть я, и я обязательно найду себя – вот какой идеей можно жить.
Я постепенно собираюсь, как пазл – любовь к детям, работа учителем, маленькая квартира на втором этажа без панорамных окон, но с уютной кухней, в которую целое лето задувают теплые ветра, и я подставляю щеки под лучи солнца, любуясь голубым небом и птицами. Чувствовать для меня приравнялось к жизни. Я стала самим её воплощением. У меня не было цели, но были стремления и желания, и чем тише был чужой голос, диктующий мне, как нужно жить, тем лучше я слышала свою внутреннюю силу. Я чувствовала в груди огонь. Он был небольшим, но горячим. И он светился так ярко, что мне порой казалось, что окружающие могут ослепнуть из-за него, если я выйду на улицу. И что было самым приятным – они тоже все это знали.
