– Поль, ты уверенна, что это здесь? – прошептала я, разглядывая припорошенную комьями грязи мраморную плитку с выбитыми на ней именем и датами жизни, – тут написано Луниания Кшиштовская. Такие имена вообще бывают? Сто пятьдесят лет. Да столько не живут!
Словно пытаясь нагнать на меня еще больше страха раздался оглушительный гром. А вслед за ним ярко-белая молния рассекла ночное небо, на мгновение осветив городское кладбище, где в этот поздний час не было ни души.
Не считая нас Полиной.
А еще сотен ютившихся под землей скелетов.
И одного трупа, в багажнике машины.
– Уверена. Это мы ее по-домашнему Нией Сергевной звали. Долгожительница. А фамилия девичья. Не любила бабка свое полное имя, оно ей от матери досталось, а та их с прадедом бросила и укатила со своим балетмейстером в закат, – подсвечивая телефонным фонариком, подруга рылась в своей безразмерной сумке, пока не вытащила из ее недр зонт и не раскрыла его прямо над нами.
Как раз вовремя, так как мелкий, моросящий дождь, стремительно превратился в ревущий поток сплошного ливня, что водопадом обрушивался на землю.
– Все же зря мы сюда приехали. Нехорошо это. Человек умер, а мы… Даже погода намекает.
– Эль, ну не будь занудой. Твой облезлый мужик бы тебя за это по головке не погладил. Места рядом с собратьями ему не досталось, так пусть хоть бабулю мою развлекает. Змеюка, правда, та еще была, никто с ней ужиться не мог, только братца любила и ему же все свое наследство оставила, а этот придурок даже на похороны не приехал, – вслед за зонтом, Полина извлекла из сумки небольшую лопату с коротким черенком и бросила ее на землю, – копай. Земля рыхлая, легко должно идти. Только не глубоко, а то еще в бабулю упрешься.
– А ты мне не поможешь, что ли? – подняла я на нее жалостливый взгляд.
– Эль, я бы, конечно, с радостью, но… я не хочу, – сделав губы уточкой, грустно протянула Поля. Выглядело это так мило, что даже не обидишься, – плюс я только с салона. Завтра обед с Елагиными, а если этот зеленоглазый козел, их сынок, увидит у меня под ногтями грязь или облупившийся лак, при всех на смех поднимет. У-у-у, придушила бы.
– Тебе давно пора высказать Глебу все, что ты о нем думаешь.
– Я и так высказываю, правда… про себя. Как не печально это признавать, он умнее и парой фраз меня так приложить может, что потом только слезами умываться.