Мне бы флагом – в небо, да руки слабы:
Не свернут и крышку, не то что горы.
Что мои слова, идеалы и сны?
Здесь потребны люди другой породы.
Мне б играть словами, да мозг отказал:
Разбиваются фразы на звуки, в буквы;
Не сплестись им в нить, что ведёт сквозь портал,
Их гирлянды бессмысленно виснут, грубо.
Мне б призвать к свободе, да голос пропал,
Им и «Здрасьте» не скажешь, чтоб было слышно:
Горловиной туго нить залов легла,
Да и всё уж звучало под старой крышей.
Мне б Свободу ещё хоть глазком увидать,
Хоть за хвостик, за край – не догнать, так согреться.
Но над вероотступником гаснет звезда,
И нет дел божеству до потухшего сердца.
Мне б на электричку – да в снежную степь,
Чтоб с концами, без края в краях затеряться…
Тело как сидит, так и будет сидеть,
Не осмелится вновь скинуть с плеч одеяльце.
Мне б в шампанское – яд, да кто б передал:
Говорят, моветон так и вконец запрещёнка.
А дадут – и прольёт, вдруг дрогнув, рука?
Это будет неловко, ах как будет неловко…
Твои нервы – трамвайные провода,
Нити тугие,
по которым искры уносятся в город.
Он виднеется –
сонно-величественный –
из окна,
И глазами горят огни
через мглистый предночный холод.
Им навстречу бы –
сесть в случайный трамвай
(Тот, что с жёлтыми окнами
мчит сквозь ночную муть)
И умчаться с ним.
Кто-нибудь
Ещё будет в салоне:
много ищущих лучший край.
А за мутным стеклом –
будто город другой
И другого мира мелькают другие картинки…
Или нет, не другой –
просто –
другой стороной?
Други, недруги, –
всё чуть-чуть по-иному в трамвайной желтинке.
…Здесь из жёлтого – только окна
в соседних домах.
Но всё кажется: если навстречу им,
прям через небо,
Где вороны сидят на антеннах и проводах,
Если с ними,
то вот,
где-то рядом,
где-то…
На расстоянье касанья,
Вытянутой одной руки,
С твоими глазами играя,
Всем вопреки –
Вот же – иное,
другое,
Почти то же, только
живое,
