– Господи святы! – неистово крестилась древняя, согнутая почти пополам старуха, – быть беде!
Кружившая над глуховским лесом стая чёрных воронов галдела и каркала, то и дело пополняясь подлетавшими со всех сторон новобранцами. Сначала сотни, а потом и тысячи птиц, собираясь со всего света, уже закрыли собой небо, а поток прибывающих всё не иссякал.
Из домов выбежали испуганные старухи. Мелко крестясь и причитая, они с ужасом наблюдали за разрастающейся стаей рассерженных, зловещих птиц.
– А ведь я им говорила, я их предупреждала… – шептала Семёновна, – что же они наделали, что же теперь будет…
Когда в Глухово впервые появился один из тех, кто обосновался в лесу, местные старухи сразу поняли, что это добром не кончится.
Высокий, белозубый мужчина в ярком, невиданном в этих местах рабочем комбинезоне, появился в деревне, надеясь прикупить парного молока да свежих огурцов с местных огородов, а заодно и разведать, есть ли в посёлке молодые женщины, не сильно обременённые моральными принципами. Но его постигло полное разочарование. Шагая по единственной улице, он напрасно заглядывал за облезлые штакетники и покосившиеся заборы в надежде увидеть хоть одно свежее личико. Но посёлок Глухово, видимо, не зря получил своё название: заросшие сорняком пустынные дворы, потемневшие от времени и непогоды деревянные домишки, пара загулявших куриц и цепные мелкорослые псы, вот и всё, что он смог увидеть.
Пройдя улицу до конца и не встретив ни одной живой души, Лёха, а именно так звали новоприбывшего, совсем приуныл.
«Ну и дыра, – разочарованно подумал он, – вымерли они тут, что ли, все?»
Тяжело вздохнув, он развернулся и отправился обратно. Настроение было испорчено. По контракту ему здесь придётся торчать не менее полугода, и, как ни грустно было это признать, но это время ему, видимо, придётся жить как монаху, полностью посвятив себя труду и воздержанию.
«Эх, просилась же Юлька со мной, надо было её с собой прихватить. Поселил бы здесь у какой-нибудь старухи и жил бы себе припеваючи. Так нет же, идиот, понадеялся, что найду себе здесь какую-нибудь новую кралю. Вот и сиди теперь, Лёха, просветляйся…»
До конца улицы оставалось всего пара домов, когда он, наконец, приметил выглядывающую из-за зелёного штакетника тщедушную старушку. Из-под белого платочка на него смотрели горящие любопытством глазки, утонувшие в глубоких морщинах.
