Дорогие читающие поэзию!
В этой книге – стихи, написанные в Израиле.
Тридцать лет назад я приехала сюда, и совсем другая жизнь развернулась передо мной. Не похожая на прежнюю – и все же неуловимо совпадающая, ведь это та же я – мысли и чувства, стремления и вера, – все то, что составляет человека. Надеюсь, стихам удастся рассказать больше о неизменном и развивающемся, дороге и окружении, о ландшафтах, отношениях, приметах времени и места, пропущенных сквозь собственное видение, облеченных в слова родного языка.
Жизнь в стране, в иной реальности – это прежде всего освоение языка этой реальности. Так стал близок и иврит, возникли стихи и переводы – на русский и с русского, так вышли в свет и – смею надеяться – появятся книги не только переводные, но и рожденные на иврите. Книга – всегда ребенок, всегда творение любви, как написала израильская поэтесса Йона Волах.
За эти годы много всего произошло – вот оно, перед вами.
Ad libitum означает “по собственному усмотрению”. Именно так.
Моя величайшая благодарность и память – ушедшим в иные миры людям:
Освальду Даниэлю Руфайзену, священнику, как он себя называл – “служителю человека”,
Вере Горт, поэту и переводчику,
Якову Когану, поэту и барду,
Александру Вогману, книжных дел мастеру.
Бесконечно признательна:
Эвелине Ракитской, прекрасному поэту и издателю поэзии, благодаря которой эта книга увидела свет.
Илье Спиваку, многолетнему другу, музыканту и моему неизменному первому читателю, внимательному и взыскательному к своему “другу стихотворцу”.
Лане Тейхерт, читательнице первых моих стихов, и по сей день не оставившей это занятие – как будто и не прошло стольких лет!
Борису Ланину, мастеру высокого искусства литературоведения, так много и хорошо написавшему о прозе и не оставившему без внимания и интереса мои стихи.
Давиду Альтману, замечательному барду, поющему мои стихи и переводы на двух языках.
Хомуталь Бар Йосеф, израильской поэтессе, любящей и знающей русскую поэзию.
Вике Братт, как всегда.
Трем моим любящим дочкам Ане, Маше и Алене.
Без вас другими были бы стихи…
У Ольги Агур нередко повторяется в стихах сакральный срок – сорок лет. А если нашей дружбе уже больше сорока лет? Как написать о стихах авторки, которую я помню 16-летней девочкой, поступившей одновременно со мной в институт? Не хочу я писать «объективно», да и не умею, наверное. Оля тогда еще помнила белорусский (надо писать “беларуский” после августа 2020, я пока не привык) язык, рассказывала, что может объясниться с бабушкой из самой заброшенной деревни. Была школьницей-школьницей, словно случайно оказавшейся в университете, занималась фехтованием, училась на все пятёрки, пока мерзкая тётка-шовинистка, за время московской аспирантуры так и не избавившаяся от резкого акцента, не поставила ей тройку – чтобы красный диплом не давать: а то своим не хватит, из родного сельского района… Впрочем, пятёрки и потом сыпались – инерцию книжного образования нелегко остановить. Пожалуй, из всех студенческих влюблённостей самая преданная досталась Бахтину: его мениппею она пыталась отыскать даже в “Мастере и Маргарите”.
