Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

Предлагаемая монография является результатом многолетних исследований автора, посвященных жизни и творчеству выдающегося английского философа и политического деятеля Фрэнсиса Бэкона. Основное внимание в книге уделено обстоятельствам его жизни в контексте политических и интеллектуальных реалий второй половины XVI – начала XVII столетия.

В работе использован широкий круг первоисточников, а также историко-научных и историко-философских работ, посвященных Ф. Бэкону.

Я приношу глубокую благодарность всем, кто помогал мне в этой работе, и прежде всего Наталии Павловой за большую помощь в работе с текстами, а также Илье Теодоровичу Касавину, Дмитрию Львовичу Сапрыкину, Ивану Борисовичу Микиртумову и, увы, уже ушедшим из жизни Юрию Никифоровичу Солонину и Нивес Мэтьюз (N. Mathews) за их ценные советы, благожелательное внимание и неоценимую поддержку. Моя особая благодарность редактору книги К. В. Иванову.

Многие превозносили его до небес… иные – втаптывали в грязь. Поняли его единицы.

Л. Фейхтвангер

Метафора «наука как охота (venatio)» в начале Нового времени использовалась в литературе нередко. К примеру, неаполитанский астролог, математик и врач Джованни Абиозо (Giovanni Battista Abiosi) в 1520-х годах призывал современных интеллектуалов бросить древние книги и посвятить себя «охоте за новыми тайнами природы (venari nova secreta naturae)»[1]. В 1596 году в Венеции была основана Accademia Cacciatore (Академия охотников), члены которой интересовались не только охотой как таковой, но и естественно-научными вопросами. Можно привести и другие примеры. Однако наиболее детальную разработку эта метафора нашла в трудах Ф. Бэкона (Francis Bacon; 1561–1626).

Описывая предложенную им эксперименталистскую методологию изучения природы, которую английский мыслитель характеризовал как experientia literata (англ. literate или learned experience; в переводе Н. А. Федорова – «научный опыт»), он сравнил ее с «охотой Пана» («Literata Experientia, sive Venatio Panis, modos experimentandi tractat»[2]), который в интерпретации Бэкона символизировал Природу: «Древние в образе Пана со всеми подробностями нарисовали природу мира… Занятие же Пана нельзя, пожалуй, изобразить вернее и удачнее, чем сделав его богом охотников: ведь любое действие природы, любое движение, любое развитие есть не что иное, как охота. Действительно, науки и искусства охотятся за своими созданиями, сообщества людей преследуют свои цели, да и вообще все создания природы охотятся или за добычей ради пищи, или за удовольствиями ради отдыха, прилагая к этому все свое умение и ловкость»