В маленьком городишке в самом центре Нигде… хотя, нет, чуть правее и ниже. Ещё ниже. А теперь немного левее… Впрочем, какая разница? Четвёртые сутки лил дождь. Литлтаун промокал насквозь, благо, что не подцепил простуду – это бы уже ни в какие ворота! Тем более накануне своего дня рождения. Когда тебе исполняется девятьсот девяносто девять (да ещё и с хвостиком!), будь добр, а за праздничным столом не чихай: не смущай гостей и салфетки попытками в них высморкаться. Гости- то могут и промолчать, а вот салфеткам будет очень обидно.
На праздник были приглашены все горожане и не успевшие сбежать туристы, не забыли и про жителей окрестных деревень. Ожидалось, что предстоящий день рождения Литлтауна станет событием невиданного масштаба, да только все праздничные растяжки и плакаты, украшенные фонарные столбы и раскрашенные по случаю какими- то предприимчивыми шутниками древние камни статуй и памятников представляли мрачное и печальное зрелище под струями дождя, посланного разгневанными богами на голову несчастного городишка.
А я, как любое уважающее себя перекати- поле, в приглашениях не нуждаюсь, и посему явился к имениннику чуть ли не с самого утра. Устраивать экскурсии по невзрачным достопримечательным углам в количестве три штуки, да ещё и под проливным дождём – нет дураков. Однако стоило мне умастить себя на самое лучшее место за пустующим пока праздничным столом, как я понял, что никогда и нигде не встречал более унылого и безмолвного преддверия праздника. И несмотря на то, что нутро моё не изобилует потрохами, оно подсказывало: не будет тебе сегодня ни радости, ни чудес, ни превращений, ни даже тортика.
Где же вы, о, девы юные, с чарками вина?
Где вы, юноши младые, с яствами на блюдах?
И это лишь малая часть того бреда, которая зародилась в пустоте моего сознания, когда я предавался созерцанию единственной и неповторимой точки на противоположной стене за неимением более живописных картин.
Хлопнула дверь, и в празднично украшенный зал самого большого здания способного вместить непомерное количество праздных бездельников вошёл маленький худощавый, бодрый старик, заросший густой белой бородой, по всей видимости уже очень давно пребывающей в ссоре с гребнем для волос, как и его взъерошенная шевелюра. Я ещё удивился: и как он остался совершенно сухим, придя с улицы, ведь там не переставая идёт дождь?
