Старый ворон, взмахнув мощными, отливающими синевой крыльями, тяжело поднялся с ветки. Снежный буран, бушевавший два дня, истощил свои силы, оставив после себя гладкую снежную пустыню. Небо было чистым, воздух прозрачным. Солнце после долгой арктической ночи, отражаясь от девственно белого снега слепило нещадно. Набрав высоту, зоркий охотник оглядел тундру. Никого. Кушать птице не хотелось. Предчувствуя, как и любое животное, перемену погоды, ворон притащил в гнездо добычу. Пока буйствовала стихия, отсиживался в крепком убежище, устроенном в густой кроне вековой сосны. Дремал, изредка поклёвывая нежное мясо молодого зайца. Собранное из крепких веток, выстланное сухой травой, утеплённое пухом, шерстью, оставленной на кустах после линьки разным зверьём, защищённое сверху разлапистыми ветками вечнозелёного дерева, гнездо было отлично укрыто от посторонних глаз, ветра, дождя и снега. После вынужденного бездействия нужно было размять крылья. Наслаждаясь полным безветрием, чёрный охотник парил в воздухе. Набирая высоту, планировал вниз, чиркая крылом искрящийся снег. На краю своих владений зоркий птичий глаз разглядел вдалеке три точки. Подлетев поближе, увидел что это люди, детёныши людей. Ворон человека знал. Когда-то тот спас ему жизнь и даже имя дал – Кут. Окинув взглядом детей, Кут понял, что жить им осталось немного. Человечину он не ел. Еды в тундре хватало. Да и не мог он кушать родичей того, кто был ему другом. Покружив над детьми, решил слетать до человечьего гнезда. Проведать Деяна и Уну. Подлетев к хижине, он застал охотника и собаку на месте. Старый Деян рубил ветки, а Уна с наслаждением грызла кость. На макушке невысокой ели сидела сорока и костерила собаку на все лады. Скандальная птица порядком надоела, а прогнать её не было никакой возможности. Кут, подлетая сзади, облаял вяжихвостку. В ответ залаяла собака. От неожиданности, удивления и испуга сорока подскочила на ветке и, разразившись по-сорочьи истеричной бранью, умчалась прочь.
– Кут! – засмеялся Деян. – Сколько лет тебя знаем, а никак не привыкнем, что ты на любой лад изобразить можешь.
– Хитрован, – скромно сказал ворон.
– Хитрован, хитрован. Всё ведь помнишь, – спаситель за проделки называл иногда птицу хитрованом.
Охотник зашёл в избушку и вынес сырую свежую рыбку – угощение. Кут клюнул рыбу, но есть не стал. Каркая и оглядываясь на Деяна, поскакал от заимки. Старик понял, что тот его зовёт. Что-то неладно. Приладив к валенкам плетёные лёгкие снегоступы, пошёл за птицей, Уна уверенно бежала впереди. Крылатый следопыт улетал и возвращался, призывно каркал, подлетая к старому охотнику. Деян не зло выругался: «Это тебе летать хорошо, а мне, может, туда, куда зовёшь, до вечера идти». Сев на небольшое деревце, ворон успокоился, а собака залаяла. Охотник увидел в сугробе прижавшихся друг к дружке троих детей. Маленькие, щуплые, те ещё были живы, хоть и сильно замёрзли. Как донести всех троих до избы? Думать надо было быстро. Озадаченный, он пытался и так и сяк взять ребятню на руки. Но унести всех троих не представлялось никакой возможности. Растормошив детей, Деян показал ребёнку повыше встать сзади на снегоступы и держаться за пояс. Двух других взял на руки, и пошли. Малыши вцепились в спасителя. Тщедушные тельца трепетали от холода и страха. Старик почувствовал, как часто бьются маленькие сердечки. Скупая слеза скатилась по обветренной, морщинистой щеке. Шли медленно. Шаги Деяну приходилось делать маленькие, чтоб мог идти прицепившийся сзади ребёнок. Пришли к избе – уже начало темнеть. Ворон, проводив людей с собакой до места, покаркав на прощанье, улетел. Умаялся сегодня Кут. Скорей в уютное гнездо, к недоеденному зайцу. Подлетая к сосне, в темноте увидел идущих цепочкой волков. Те двигались медленно, обнюхивая снег и воздух. В снегу могла сидеть куропатка, а ветерок мог донести запах оленя или лося. Пернатому прохиндею сегодня шутки с лаем понравились. Пролетая над стаей, старый безобразник разразился сначала лаем, затем поистерил как сорока. Всполошившиеся поначалу волки зло посмотрели вслед наглой птице. Вожак зарычал в бессильной злобе.
