Чичиков прибыл к вечеру. Поездка была не на шутку утомляющей возней. В поместье то и дело шло обсуждение спальни для гостя. Понравится ли ему место, куда уложат его, услужливо крякая, поручики. Но гость, лишь скинув с плеч пальто, не издав ни единого лишнего слова направился спать туда, куда поведут. О спальне ни слова сказанного. На утро ему предъявили, из уст якобы очень важных персон, что он вел фиктивную деятельность и чуть ли не аферу, хорошо подделанную под предприятие. Чичиков заявил, что не знает ничего об этих фикциях, и хорошо бы ему обратиться к начальству этих людей.
– Как вы думаете, господин Гаусс, кто таков этот Павел Чичиков?
– Знаете, Исаак. Я многое слышал о данном человеке. В основном то, что он холодный и расчетливый делец, монополист и спекулянт, и чуть ли не спаситель всей российской экономики. – смеялся Гаусс во всю голосину.
– Что это за трепня? – возмутился Исаак. – Как вы можете так клеветать на Чичикова?
– Ты не знаешь юмора, Исаак. Обратись к врачу.
Исаак отвернулся от Гаусса, видно обидевшись.
– Ну что вы, Исаак, я ведь не со зла на вас!
– И как только я мог полагаться на вас, Гаусс. В своих размышлениях постоянно вспоминал выдуманною вами сигму!
– Я польщен.
– И какой толк от вашего знака, если он не измеряет ничего!
– И как вы можете такое говорить? Еще как измеряет!
– И что же?
– Вот ты знаете, какое расстояние от Парижа до Москвы?
– Точно, каюсь, нет.
– А приблизительно?
– Могу представить.
– Это – сигма. Что-то почти бесконечное. Ее всегда можно представить как что-то огромное, но не бесконечное.
– Это – приблизительность. Математика не терпит приблизительного расчета!
– Вы не правы. – в разговор вмешался Чичиков.
– Почему же? – непонимающе глядит на него Исаак.
– Одежда на вас – приблизительный расчет. – Чичиков испил стакан вина, одиноко стоящий на стойке в каком-то бессмысленном ожидании, и направился поодаль.
– Ох, как умен и рассудителен этот человек. – сказал Гаусс.
– Как некультурно! – завизжал Исаак.
Чичиков решил осмотреть поместье. Прежде всего его волновали люди, находящиеся там. Чем более внедрится он в доверие к господам, тем благосклоннее к нему будет господин Манилов. Также стоило бы рассмотреть живопись и картины, расстилающиеся по поместью длинным красочным ходом, словно маршем искусству. В этих картинках что-то есть. Даже на большинстве ваз красовались подобные рисунки. Изучив данный спектр искусства, не станет проблемой войти в доверие и к самому Манилову.
