Стоя в краеведческом музее, я разглядывал вещи, которые древние славяне использовали у себя в быту. Я даже не думал, что когда-то буду с таким интересом рассматривать обычные рубахи, пояса, сарафаны и даже часть оконного наличника. Даже слабого освещения было достаточно, чтобы разглядеть то, что меня интересовало. Я смотрел на расшитую рубаху, на пояс, а перед глазами был дед.
О деде мои первые воспоминания это лошади. Дед запрягает Звёздочку, нашу серенькую лошадку и предлагает мне проехаться верхом на ней, без седла.
– Звёздочка, – говорит – она спокойная, тебя не обидит, а я рядом пройдусь, тебя страховать буду. – И подумав, добавил. – Да не боись, а то в деревне был, а на лошади не прокатился.
Мы редко приезжали к дедушке и бабушке, по маминой линии, и поэтому он всегда нам хотел показать деревенскую жизнь по полной. Так вот, первые мои воспоминания – это лошадка, а точнее её спина.
– Я понял, дедушка. – Я не сопротивлялся сильно, но всё-таки было страшновато. – Только ты от меня не отходи, деда.
Деда не отходил, он поднял меня и посадил на спину лошади. Лошадь даже не встрепенулась подо мной, а просто сразу пошла в сторону дома. На лугу косили траву, и мы везли домой целую гору скошенной травы. Ехать надо было не далеко, около трёхсот метров, но эти триста метров я запомнил на всю жизнь. Дело в том, что я был ещё очень маленький и когда меня садили на лошадь, то мне она показалась просто огромной. Мне тогда пришлось сидеть почти на шпагате. А когда лошадь тронулась, то подо мной стали переливаться мощные желваки лошадиных мускул. Эту боль я запомнил на всю жизнь. Но в тоже время, меня переполняло чувство необычайной радости и гордости, что я ездил на самой настоящей лошади. Я кряхтел, даже поскуливал от боли, но упорно ехал.
Другим моим воспоминанием о деде, были спортивные штаны. Он говорил, что привёз он их из Германии и носил их уже лет 40. Наверное, он обманывал, так как штаны были целыми и не протёртыми, а материал был таким мягким и приятным, что даже я в них любил ходить. Кстати, я в них тоже проходил несколько лет.
Но больше всего мне нравилось просто слушать деда. Наверняка в его рассказах было много выдумки, но все его выдумки, как я уже потом понял, это некие присказки. Таким образом, он делал в моей памяти закладки, которые неожиданно вскрывались и превращались из выдумки в полноценные аналитические исследования. Так и сейчас, я стоял перед одеждой, которую носил древний славянин, а в голове звучит голос деда, рассуждающий о возникновении у немецких фашистов чёрной свастики.
