– Дура! Идиотка пузатая! – гремела на всю кухню Юлия Николаевна, потрясая разбитой чашкой. – Ты копейки в дом еще ни одной не принесла! Одни затраты с тобой! Еще и это!
Красноречиво обвела она выступавший живот сидевшей на табуретке беременной девушки. Затем, брезгливо кривя полные, ярко напомаженные губы, и качая крупными блондинистыми кудряшками, перехваченными на манер ободка цветастым шарфиком, она продолжила монолог, упиваясь подавленным состоянием девушки.
– Нашляла неизвестно с кем, приволокла мне в подоле еще один голодный рот! И раааада! Корячься, тетя Юля до самой старости! Корми нас всех! Да куски пожирнее, да послаще нам подавай!
Девушка сидела молча, лишь бледнела, да краснела, сжимая под столом дрожащие кулачки. Слезы острыми иглами жгли глаза, но нет, она не проронит ни одну из них! Не дождется!
Откусив от куска колбасы, и шумно его прожевав, Юлия Николаевна продолжила орать. Она всегда орала, ее даже не смущало то, что стены в многоэтажке, где они жили в двухкомнатной квартире были тонкими, словно фанера, и слышимость ужасная! Все соседки и так судачат о «непутевой» девице из тридцать пятой квартиры. А «заботливая» тетушка еще и добавляла пищи для сплетен, стеная и жалуясь каждой, как все соки из нее вытянули, всю объели, да обпили «нерадивые», навязанные родственнички. Майя, племянница, девица девятнадцати лет, да ее брат, парнишка лет десяти.
– Хотя, чему я удивляюсь? – вопросила она сама себя, разведя руки с зажатым бутербродом, и разбитой чашкой в стороны. – Мать твоя такая же была…
– Не нужно трогать маму! – всхлипнула девушка, прижимая руку к животу. Малыш начинал шевелиться, когда она волновалась, чем вызывал позывы срочно бежать в туалет. – Она была…
– Ого! Голос прорезался? – прищурила пронзительно злые, светлые глаза тетка, жуя колбасу так, словно желала перекусить горло своей племяннице. – Ишь, какая цаца! Рот она мне затыкать еще будет! Если такая говорливая, то вон пошла из моей квартиры куда подальше! Все, сил моих больше нет терпеть это!
И, бросив недоеденный бутерброд на тарелку, заголосила, прикладывая носовой платок к сухим глазам.
– За то мне такое? За что?! Растила, холила-лелеяла! Обучение дала, и что за благодарность? Да никакой! За все мои жертвы, одна неблагодарность!
Майя поднявшись, не стала слушать вопли тетки, потому что все заканчивается одним и тем же… требованием вымаливания прощения у тетки, с обещаниями подумать над своим поведением на досуге, проведенным за уборкой квартиры. А ей сейчас как-то не до представлений, очень хотелось в туалет, так как малышка в очередной раз пнула мамочку в мочевой пузырь.
