«Бессилы поднебесные! Это же сколько я должен выпить, чтобы выдержать несколько часов с этим несуразным сгустком плоти и бессознательного?»
Она была прекрасна собой, но кроме зова плоти я не смог к ней ничего испытать. Это стало ясно с первых минут общения, но я почему-то, проникнувшись советами наведывавшегося во сне старого доброго друга, решительно вознамерился дать ей шанс. Но грабли на то и грабли, чтобы вспоминать о них лишь в момент свистящего удара черенком промеж глаз.
Причин, по которым я не прекратил прибегать к его подсказкам, больше, чем одна, но меньше, чем я должен был бы до себя допустить. Мы по-разному ощущали вкус жизни, и потому его выверенный годами практики рецепт зачастую аукался мне кишечной судорогой.
Возвратившись домой ни с чем, я даже в объятиях собственной постели не сумел предаться разрядке, ибо эта особа, с коей я был на свидании, истощила меня в ноль. Такова сила пустоты. Мне доставало ее и в себе, и пусть ее пустота была совершенного иного толка, ощущать ее присутствие мне не хотелось.
Мой старый добрый друг говорил: «В человеке сокрыт живительный источник, отыскав который ты станешь вечен: сначала испивая из этого источника, а потом став памятью детей и внуков – так, в совокупности прожитого и минутных воспоминаний, наберется век». Он был оптимистом. Он был романтиком. И это ему не помогло.
В ней не было никакого источника, только голая горячая днем и холодная ночью пустыня. Зарываться с головой в песок мне было без надобности – эти страдания я без мук совести был готов передать ее психотерапевту или на худой конец коучу по личностному росту. За сотни стертых в труху минут жизни, пока слушал ее, я сумел и обжечься и одеревенеть прошлогодней дикой уткой, снятой с полета метким выстрелом бати и покоившейся в углу морозильной камеры. Не мудрено, что от таких перепадов температур мне сделалось дурно настолько, что даже такой дурень, как я, показался ей болезненно одуревшим. И потому она, испив в достатке вина, легким росчерком кисти попрощалась со мной и упорхнула на такси к другому, менее разборчивому охотнику, нарываясь на участь ранее упомянутой мной дикой птицы.
Бледный рассвет охладил пыл отступившего сна. Помилуй Всевышний, но к чему было выдумано пасмурное лето, если на то есть шесть месяцев зимы?
