Исаак Дунаевский

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Минчёнок Д. А., 2022

© Издательство АО «Молодая гвардия», художественное оформление, 2022

Я не критик-рецензент, не полемист, не специалист в области слова и никогда не осмелился бы выступить со своим предисловием к этой книге, если бы не одно существенное «но»: человек, о котором в ней рассказывается, – мой отец. Оставаясь приверженцем принципа полной творческой свободы, разделяя взгляды молодого, талантливого автора Дмитрия Минчёнка, мы прониклись обоюдным желанием сделать книгу не только рассказом, повествующим в хронологическом порядке о событиях тех далеких дней, но и правдивым, без прикрас человеческим документом. Использовать малоизвестные архивные материалы, письма, фотографии обязывала не только сама жизнь, неумолимо, час за часом, день за днем, отсчитывающая лимит отпущенного времени, но и святая сыновняя обязанность не допустить забвения того, что осталось, как говорят, «за кадром».

За многие годы, пролетевшие после смерти композитора в 1955 году, сменилось не одно поколение людей, преобразились жизнь, страна, другим стало отношение к тем или иным событиям, к тем или иным личностям. Что воспевалось раньше, предается анафеме, что было хорошо тогда – сейчас стало ненужным. Отец жил в тяжелое и в то же время счастливое и светлое время. Оно было детством, юностью, молодостью того поколения, к которому принадлежал мой отец. Его современники кипели энтузиазмом и смело смотрели в солнечное завтра. Но оно было и глубоко трагичным, так как надежды разбивались о чудовищные деяния «культа личности».

В предреволюционные годы, в середине 1920-х некоторые деятели искусств, в том числе и Александр Блок, еще верили в очистительную миссию революции, видели в ней стихийную силу, сметающую все на своем пути, в том числе затхлость и застой буржуазной обывательщины и мещанской морали. Мой отец в 1920-е годы мог сообщить в письме, что «его очень интересует такая вещь, как джаз-банд», что он «упивается работой над партитурой, насыщенной новейшими сложными гармониями», и мог, не боясь, назвать свою работу над ораторией «Коммунисты» «халтурой, которая так только и делается». Но прозрение наступило быстро, все иллюзии развеялись. Началось генеральное наступление пролетарских ассоциаций, созданных по указанию свыше, на культуру и искусство. Это делалось под знаменами пролетарской и партийной идеологии. Художник мог быть ошельмован, сослан, расстрелян только за то, что его музыка, картина, поэма или пьеса не вписывались в идеологическое понимание вождя. «Кремлевский горец с тараканьими усищами» начинал формулировать свой пресловутый метод соцреализма.