Оля
Просыпаюсь от резкого запаха хлорки. Где-то рядом грякает металлическое ведро, слышится чавканье мокрой тряпки, и уже через минуту все снова затихает вместе с хлопком двери. Меня морозит и одновременно душит жаждой. Тело не желает слушаться, потому что каждое движение отзывается тянущей болью. Я с усилием поджимаю колени ближе к животу и снова падаю в свою спасительную темноту.
Какое-то время меня просто мутит, а потом перед глазами начинают кружиться разноцветные яркие пятна, появляться какие-то картинки и лица.
«Все будет хорошо, Олюшка…» – это мама. Пытаюсь удержать ее образ подольше, цепляюсь за своё видение. Я так соскучилась. Мне больно. Одиноко. «Поцелуй меня, пожалуйста, и руку на лоб положи. И попить дай… не могу сама дотянуться…» Но образ размывается…
В глаза неожиданно бьет резкий свет, а уши разрывает громкий зычный голос.
– Температуру меряем, девочки. – Дальше я слышу шаркающие по кафелю шаги, – В себя приходила? – Раздаётся прямо над ухом.
– Ворочалась, стонала, – отвечает тихий голос справа.
– Вяземская, – меня небрежно трогают за плечо, – пора глаза открывать. Сутки лежишь.
– Тяжко девчонке после наркоза, – отзывается тихий голос.
На мой лоб ложится шершавая ладонь.
– Жара вроде нет. Это все наркоз дешевый. – С тяжёлым вздохом. – Вон, в одноместной палате спустя два часа отошла, а вечером уже ела. А их одновременно оперировали. Ладно, позовите, как очухается.
Шаги отдаляются. Дверь хлопает.
Меня снова отключает…
– Это вообще, что такое? – Слышу над собой раздражённый мужской голос. Грудной, с едва заметной хрипотцой. Мне хочется посмотреть на его владельца, но веки, будто налиты свинцом. – В лучшем виде все организовать. Сиделку, кровать нормальную и этого черта-анестезиолога найдите. Если она не придёт в себя завтра, – голос понижается до угрожающего, – я вас тут всех на кол надену.
– Все будет сделано, Иван Васильевич, – диссонирует тяжёлым мужским шагам лебезящий щебет. – Молодая, а слабая оказалась.
Дверь хлопает. Хорошо, когда о тебе есть, кому позаботиться… Глаза наполняются соленым песком и щипят. Слёзы текут по щекам и мочат подушку. А я не слабая. Я сама могу. И Вера, как сообщение получит, обязательно ко мне приедет.
После слез меня отключает так крепко, что даже когда направленный яркий свет бегает по глазам, а вокруг происходит странная суета, мой мозг отказывается просыпаться и реагировать на раздражители.
