Триста пятьдесят лет назад
– Мамочка, не надо! – детский крик пробивался сквозь шум.
– Помолчи, Катарина.
Женщина одернула дочь и, оттолкнув ее к стене, выбежала из комнаты. Она путалась в подоле длинной ночной рубашки, спотыкаясь о разбросанные по полу вещи. Одним движением смела со стола принадлежности для письма, перебирала желтоватые листы длинными юркими пальцами, судорожно открывала тяжелые ящики стола в поисках нужных бумаг. Свобода была так близка!
Самый нижний ящик не поддался. Дернув за круглую ручку еще раз и еще, бегло осмотрела кабинет и остановила взгляд на бронзовом подсвечнике, выполненном в виде грациозного оленя с ветвистыми рогами.
Подсунув в небольшой зазор олений рог, с силой нажала на фигурку, желая вскрыть.
– Мамочка, что ты делаешь? – уже в который раз отвлекала дочь. – Там огонь, – указала пальцем в распахнутое окно на крышу соседнего здания. А за ним еще и еще, насколько хватало взгляда, плясали алые языки пламени.
– Я спасаю наши жизни, дорогая.
Потеряв терпение, женщина размахнулась увесистым подсвечником и с силой ударила до деревянной поверхности. На гладко отполированной древесине появилась крохотная трещина, что придало сил. Когда в расковырянное отверстие пролезла узкая ладошка, Татьяна, не теряя времени, доставала один за другим аккуратно свернутые листы. Откидывала в сторону любовные письма к мужу от некой Лидии, а рядом с собой складывала долговые расписки. В них были указаны смехотворные суммы, на которые можно купить лишь мясной пирог в ближайшей таверне, но и они помогут начать новую жизнь.
– Одевайся, Катарина, – собрав стопку нужных бумаг, накинула поверх ночной рубашки легкий плащ. Помогла дочери с завязками платья и, вложив в руки любимую куклу, вывела в темный коридор. – Я сейчас вернусь. Жди меня! – строго приказала дочери, закрывая дверь в спальню мужа.
Мужчина, раскинув в стороны руки и запрокинув голову, громко храпел, он так и не разделся, упал на кровать в пьяном дурмане. От него разило вином, потом и приторно-сладкими дешевыми духами.
Татьяна смотрела на мужчину с ненавистью, скривив уродливо губы:
– Извини, дорогой. Но я не могу рисковать.
Взяв тяжелый кувшин для умывания, вылила воду прямо на пол и неуверенно шагнула к узкой кровати. С улицы донесся пронзительный визг, грохот обрушенного здания на противоположной стороне придал Татьяне решимости. Подняв высоко над головой керамический сосуд, она с силой ударила мужчину по лицу. Зарычав, выплескивая всю скопившуюся боль за шесть ужасных лет, полных боли и унижения, не сдерживая себя, нанесла еще пять сильных ударов.
