Раскол, разбег – безжалостно грубы
Слова, закованные в панцирь!
Любить царей – забава для рабынь,
Марины любят самозванцев,
За волю преданных врагу.
Так ты – вот каторжная доля:
«Любить и не писать – могу,
Писать и не любить – неволя».
Неволя – всем ножам ножи.
Всем тяготам – твои, воловьи.
Есть столько способов не жить,
А жить – один: стихи с любовью.
И в Час Конца – раскол, разбег?
Душа ж – к душе, как к глине глина,
Вбок – странный бог, вверх – человек,
Странноприимная Марина…
– Что? На гвозде? Зачем спешат
Незванными в места Его…
Кто эта грешная душа?
– Какая-то Цветаева…
– Француженка. Поэт. Клошар.
Теперь с жильём. Осваивай.
Кто эта бедная душа?
– Какая-то Светаева…
– Из-за ребят? Из-за стишат…
Блаженная… растаяла.
Кто ж эта детская душа?
– Так и зовут – Святаева…
– Небось, молельщица больша!..
Небось, уже взлетает.
– Коль гвоздь, всё – грешная душа!
– Святая…
– А-а…
Жизнь – узел на луче.
Боль света. Светоболь.
Боль – Бог. («Бо-бо» – куда точней!)
Любовь, конечно, правильней – люболь
И ей – такой! – регистр мал
Любой.
Mon mal! Люболь – звезда, болид.
Смотри
На свет: болит в таком внутри,
Где докторам запрет…