К забору, чуть повыше Михасика, плотным бугорком прилепился снежок. Дремавший возле скамейки Тобик настороженно приподнял ухо, глухо рыкнул. С противоположной стороны улицы, от группы местных мальчишек отделился розовощёкий крепыш с игрушечным автоматом в руках. Он, то и дело поправляя сползавшую на глаза солдатскую шапку-ушанку, окликнул Михасика:
– Слышь, пацан, давай к нам! Бойцов не хватает. Ты за кого – за них или за нас?
Мальчишка, не дождавшись ответа, подбежал ближе:
– Чего молчишь?! – С досадой махнул рукой – Да ну тебя… Малахольный какой-то!
Михасик вдруг выхватил из рук сверстника игрушку и принялся колотить автоматом об угол лавки.
– Ты что?!! Ополоумел совсем? – Мальчишка замахнулся на обидчика, но злобный рык собаки остановил его. Крепыш умчался к товарищам, занятым строительством снежной крепости. Размахивая руками, начал рассказывать им о случившимся. Назревала потасовка. Михасик, размазывая по лицу слёзы, повернул в сторону дома. Пёс затрусил рядом.
Во дворе дома в несколько рядов разноцветными флагами трепыхалось бельё. Михасик сдёрнул с верёвки зелёный в жёлтую клетку женский головной платок. Зарывшись в платок лицом, стал медленно оседать. Вокруг ребёнка с громким лаем бестолково кружил пёс. На шум из дома выскочил кряжистый мужчина, в овечьей выделки, безрукавке. Второпях, на ходу натягивая на ногу валенок, он зацепился за порог. Теряя равновесие, в последний момент ухватился свободной рукой за косяк двери. Наконец, справившись с валенком, подбежал к мальчику и поднял его на руки. Собака ревностно лая, бежала рядом.
– Ну, что ты, что ты, малец? Обидел кто? Так я ему, обидчику твоему так наподдам, мало не покажется! – Пытался успокоить малыша мужчина.
– Вот ведь баба какая! – Позже отчитывал он жену. – И чего тебе эта стирка далась?
На кухне просто, но добротно оставленного дома суетилась женщина с гладко зачёсанными, собранными на затылок седыми волосами. Она наспех вытерла о фартук, повязанный поверх домашнего цветастого халата, испачканные мукой руки и, оправдываясь, принялась раздевать малыша.
– Так платок был тряпка тряпкой, весь замусоленный, в грязи вываленный. Хотела в божеский вид привести. Всё ж память о матери как-никак.
Ласково приговаривая, осторожно, разжала ребёнку пальцы:
– Давай, миленький, платочек пока уберём. Я его вот сюда, над печкой повешу, пусть подсохнет. Потом пройдусь по нему утюжком. А то он мокренький, мятый. Давай сюда, ничего с ним не случится… – Забрала платок, встряхнула от снега.
