– Здравствуйте, господин Фалькенберг, меня зовут Ричард Слайтли, я хотел бы узнать о моем отце, – сказал я, когда он открыл дверь
– Это какая-то ошибка, – ответил старик, – человека с такой фамилией не знаю.
Прежде я считал, что старики не могут быть красивы, но голова капитана, сверху и снизу обрамленная густыми белыми кудрями, его крепкая и стройная фигура, выправка, его звучный голос и весь его образ, исполненный спокойствия и достоинства, разубедили меня.
– Слайтли – фамилия моей матери. Они не были женаты, – пояснил я.
– Проходите, – пригласил он.
Это было странное знакомство. От родственников отца с континента пришло письмо о том, что какой-то человек хочет вернуть им вещи отца, которые хранились у него. И живет он в нашем городе. Они просили мать забрать вещи, решить, есть ли что-нибудь ценное и сообщить им. Мать написала незнакомцу, и посыльный принес от него сверток, совсем небольшой. Там были часы, паспорт и нательный крест. Обычно сдержанная, мать разрыдалась при мне, потом поспешно сложила сверток, как он был, и убрала в ящик комода. Дождавшись, когда ее не будет в комнате, я вытащил жутковатую посылку и прочел имя незнакомца – капитан Якоб фон Фалькенберг. Его телефон нашелся в справочнике, я удивился этому, наверное, потому, что мне он представлялся выходцем с того света. Я позвонил и попросил рассказать все, что он знает об отце. Он согласился без всяких заминок. Голос его мне запомнился. При некоторой старческой сухости, в нем слышались твердость, мудрость, и притом, что он, наверное, улыбался, когда говорил со мной, скрытая горечь. Мы договорились, что я зайду к нему. Он жил в старом районе, куда я иногда забредал, если хотел пройтись по спокойным улицам, на который почти не встретишь машин.
Когда я прошел в другую комнату, увидел, что кроме нас двоих в доме есть еще кто-то. В комнате в кресле спиной к окну по-турецки сидел человек и писал что-то в тетради, лежавшей на колене. Сначала я решил, что это мальчик, подросток, но приглядевшись понял – девушка. Я обернулся к старику.
– Капитан, это ваша… – что я собирался сказать дальше, я не знал. Кто это? Дочь, жена, любовница?
– Любовница? – с улыбкой сказал он, – все считают, что так оно и есть. Живет у меня, как кошка, я ее кормлю, она выходит иногда и в город, но в основном сидит и читает или пишет и наверное думает, что на нее надо молиться. Ничего не делает и ни на кого внимания не обращает, словно мы, люди, что-то низшее. Она не помешает, тем более что и рассказа-то долгого не получится. Ну, не обессудьте, все, что помню…