– Ушлаааа. Ушлааааааа… Ушлааааааааааа
В дырку, образовавшуюся под воротами, между черными от времени мощными досками и серой, прожаренной на солнце землей смотрит заплаканный зеленый глазик. Кудрявая, рыжая головенка тоже пролезла бы в неё без труда, но кто-то очень сильный тянет за ножки в обратную сторону, и у малышки, ну, никак не получается. Поэтому, она упирается из последних сил, и, стараясь, как можно громче крикнуть, звонко верещит:
– Ушла…
Голосок срывается, но звенит. Сонные куры, дремотно ковыряющиеся в пыли на насквозь пронизанной солнцем деревенской улочке, пугаются, пырскают крыльями, поднимая серые легкие облачка.
– Ушлааааааа.
Та, что ушла – стройная, черноволосая красотка, облегченно вздохнув, легко пробежала до следующего переулка, оставляя точечные следы от тоненьких каблучков.
– Вот, поросенок! Ни шагу не дает ступить. Всю душу вынула уже.
Каждое утро история повторяется. Молодая мама собирается на работу "хвосты крутить" быкам на ферме (она закончила Ленинградский зоотехнический), а дочурка, не отпуская ее ни на шаг, плачет так, что аж захлебывается. Она крепко вцепляется в мамин подол и кричит звонко и жалобно. Малышке кажется, что всё это неправильно. Что она просто плохо просит, и, если закричать погромче, мама останется. Она, наконец, поймет, как болит животик, никак не заживающий после перенесённого голода. И как страшно, что снова с неба грянет огонь, погаснет свет и посыплется со стен колючая, как иголки, штукатурка.
***
Шел 1946 год. В деревеньке под Балашовом маме с дочкой, выбравшимся из Ленинграда, было уже легче, всё горе осталось там, где-то позади. Больше не терзало противное, изматывающее чувство голода, и малышка даже начала капризничать, надувать губки, если ее заставляли пить теплое и противное парное молоко.
Тихая река, ласковая, теплая медленно тянула свою темную воду вдоль обрывистых берегов, поросших ивами и черемухой. На песчаном берегу Аня с малышкой проводила все свободное время, пытаясь забыть, отвлечься, больше не вспоминать… А Алька постепенно крепла! Ей уже не надо было вставать на четвереньки, чтобы перелезть через малюсенький холмик песка. Ее кривые ножки все увереннее несли худенькое тельце, и, через год, в стройном ребенке не угадывался маленький, лысенький уродец с большим животом.
