Убийца сновидений

Сны. Куда от них денешься? Можно убежать от реальности, но что делать с ними? Сновидения все равно найдут тебя, где бы ты ни был и как далеко бы ни зашел в медленном умерщвлении сознания. Тем более если это чужие сновидения. В них ты перестаешь быть собой. Они наделяют тебя другими жизнями; казалось бы, ты должен благодарить за это бога (или кто там распоряжается этим) – разве можно вообразить какое-нибудь другое, столь же изысканное приключение? – но ты почему-то не испытываешь ни капли благодарности. Ты чувствуешь, что сны понемногу забирают у тебя что-то, как будто все те жизни и впрямь могли быть твоими, однако прожиты тобой наспех, во мгле полусмерти, да и не прожиты вовсе, а так, оказались доступны для временного посещения по чьему-то недосмотру. Ты ощущаешь себя бродягой, проникшим ночью без билета в парк аттракционов, где все отключено и многое из случившегося за день уже забыто. Ты ползаешь по холодному мертвому железу и представляешь себе огни, движение и волшебство, но потом является сторож – утренний свет – и прогоняет тебя оттуда. Тебе не дано войти в один и тот же «парк» дважды. Это наполняет тебя печалью и болью утраты. Это совсем не то, что путешествовать наяву. Меняя место, ты меняешь свои оболочки, раздутые до непомерной величины и стянутые только резиновой нитью горизонта. Запирая себя на ночь в темной камере черепа, ты надеешься, что никто к тебе не войдет, что о тебе забыли, – но не тут-то было. Сны – это ветер, дующий сквозь стены; сны – это свет, который тяжелее воды.

Внутреннее «я» предельно зыбко; границы размыты; внешние признаки легко подделать. Можно верить всему, но верить ничему нельзя. Оба крайние случая – тяжелые, неизлечимые и приводят к летальному исходу. Как, впрочем, и все промежуточные. Где гарантия, что, однажды проснувшись, ты найдешь себя на прежнем месте?

Даже спустя десяток лет Максим Голиков так и не может вспомнить, каким образом ему удалось выбраться из психушки. Черное пятно в его личном календаре простирается от неразберихи и апатии конца девяностых до восьмого года нового столетия, изрядно забрызгав еще много страниц, но об этом он как раз жалеет менее всего. Все происходившее раньше – имеется в виду его житье-бытье в одной палате с убийцей-психопатом Морозовым, безобидным «художником пера» и еще более безобидными молодыми подонками из рок-группы «Менструальный цикл» – представляет собой пунктирную линию, штрихи которой отмечают события важные или довольно никчемные и перемежаются пустотами продолжительностью от нескольких минут до нескольких суток. Но и это лишь приблизительно, ведь, пытаясь вспомнить утраченное, он может судить об отрезках времени только косвенно, а о случившемся с ним – с чужих слов.