Дорога была ухабиста. Кучер начал верить в проклятия, когда проезжал по ней. Множество глубоких следов, болотистых, зарывающих по колено, ям, и чёрная смола вдоль всей тропы. Карета двигалась неспешно, но трясло её так, будто она неслась вниз по скалистому склону. Солнце уверенно спускалось за горизонт, но чарующий свет впереди и не думал угасать. Множество таинственных огоньков, словно пожарище, разрастались с каждым минувшим ухабом. Кучер остановился, дабы поближе разглядеть таинственное свечение. В глазах мелькали огоньки, пока он с любопытством шёл к чарующему свету. Всё ближе и ближе, тишина леса неумолимо угасала, а неразличимый гул заметно усиливался. Кучер сморщился, едва ему успела открыться продолжающаяся, истоптанная дорога. Фонари. Бессчётное число фонарей светились так сильно, что слепили непривыкшие глаза. Множество всадников громыхали доспехами и щитами, гоняя коней из стороны в сторону. Факелы, фитили, свечи, искрящиеся бомбы, и чёрт пойми что ещё, казалось, неизвестное, смешивались воедино. Кучер замер. Леденящий страх сковал его с ног до головы, и лишь бледные губы тряслись на застывшем лице.
– Заблудился? – послышался хриплый голос за его спиной.
Он резко обернулся. Испуганный взгляд мелькал на фоне тысяч огней. Перед ним предстал воин, с шеи до ног закованный в железо. С его поясов свисали толи пять, толи шесть мечей из самых разных металлов и аппликаций. Его голова была грязной и неопрятной, словно он не мылся уже несколько лет, и настолько мерзкий запах, что пробивал нос до тошноты. На лице солдата читался суровый оскал, и расплывалась пугающая ухмылка. За спиной кучера послышались тяжёлые шаги. Воины подходили со всех сторон, окружая, парализованного от страха, извозчика. Сердце ушло в пятки. К горлу подступил ком. Солдаты усмехались, тесня беднягу до тех самых пор, пока он не шлёпнулся на задницу, и не уткнулся в холодный доспех солдата позади себя. Послышался топот копыт. Тяжёлый, протяжный, неторопливый. Воины расступились, стерев надменные ухмылки. На коне, с морды до ягодиц окутанного в латы, сидел пожилой мужчина с неряшливой, короткой, седой бородкой. На его щеке светился розовый шрам: ровный, глубокий, казавшийся удивительно свежим, но затянутым вдоль продолговатого лица. Хотя он и выглядел куда опрятней своих товарищей и носил только один меч, всё равно был похож на бездомную псину, готовую наброситься на обглоданную кость. Его взгляд был серьёзен, но не вызывал никакого доверия, лишь всепоглощающий страх. Из-под длинного, рванного плаща он сверкал, прочным на вид, металлическим панцирем, который визуально делал его более толстым, но, видя огромное количество трещин и вмятин, явно не раз спасал ему жизнь.
