Стёпа Мурашкин проснулся, покрутил головой по сторонам. В голове затрещало.
– У-у-у, – неизвестно кому пожаловался Стёпа. На душе было скверно и тяжело. Стёпа заставил себя сесть на кровати, и стал исследовать стол. На столе обнаружилась тарелка с объедками, засохшая горбушка «бородинского», пустая бутылка из-под водки и пепельница, полная окурков, причём сверху лежали газетные чинарики.
– Опять махру курил. – поморщившись, подумал Мурашкин. – А ведь слово давал никогда не курить эту дрянь! А где вторая бутылка? – с этими словами Стёпа встал и заходил по комнате. Подойдя к окну, Стёпа открыл форточку, потом подумал и открыл окно. Бутылки нигде не было видно. Тогда Стёпа открыл шкаф. Внизу под пиджаком и зимней курткой стояли пустые бутылки. Стёпа шкаф закрыл.
– Я точно помню, что вчера брал две. Одна на столе, а где вторая?
Постояв, и мучительно соображая, Стёпа лег на пол и заглянул под кровать. Под кроватью было темно и пыльно, но бутылки не было. Степан при помощи стула поднялся, стукнул себя по лбу и, пошатываясь, побрёл в прихожую.
– Вчера шел дождь, я был в плаще. У меня феноменальная память! – с гордостью сказал Стёпа и проверил у плаща карманы. – Нету, а где тогда? Я был один или нет? – неуверенно сам у себя спросил Мурашкин. – На столе один стакан, значит – был один. Логично? Логично! Куда я мог её спрятать? Может на кухне? Точно! Надо идти!
Стёпа поискал домашнюю рубашку и тренировочные штаны с двумя лампасами. «Генеральские», – гордо называл их Мурашкин. Одежда висела на спинке стула. Поскольку носки Стёпа не снимал, оделся он довольно быстро. Он, конечно, мог и в трусах сбегать на кухню, но очень боялся встретить там соседку – Галину Валериановну Профурсетскую. Дружбы с ней Степан не водил, скорее наоборот. Когда-то давно, ещё до Стёпиной женитьбы, Профурсетская поймала Стёпу в коридоре, прижала своей богатырской грудью к стене и, запустив руку в его трусы, жарко задышала в лицо:
– Пойдём ко мне, ты обо всём забудешь.
Мурашкина такая перспектива как-то не очень обрадовала. Он с трудом выдернул из своих трусов руку Галины Валериановны, ловко поднырнул под другую руку, и убежал к себе в комнату. После этого Профурсетская, глядя на Стёпу, всегда презрительно поджимала губы.