Однажды ночью ровно в полночь я увидела среди колючих ветвей новогодней елки страшное нечто.
Это нечто шевелилось, почавкивало и вообще вело себя странно.
Но ни одно слово не опишет тот жуткий ужас, который я испытала, поняв, что мне не кажется, и это не игра уличных огней в темной комнате.
Я очень хорошо помню вязкий липкий страх, медленно ползущий по позвоночнику. Я помню, как хотела разбудить спящую рядом маму, но не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.
Мне было тогда десять. Я верила в Деда Мороза и в Барабашку, который разбивает стаканы на нашей кухне. Поэтому я ни секунды не сомневалась, что какое-то черное существо с белым лицом сидело на нашей елке и разглядывало разноцветные новогодние шары. Как елочные иголки не впивались этому существу в одно место, оставалось, конечно, загадкой, но это не помешало мне потерять спокойный сон на много месяцев.
Мне начали сниться кошмары. Как-будто я просыпалась и видела очень отчетливо комнату вокруг себя. Я хотела встать, зажечь свет, но не могла двинуться с места, было тяжело даже шевельнуть пальцем. Я кричала, но голос мой тоже раздавался очень тихо. Когда я, наконец, просыпалась по-настоящему, вся подушка была мокрой.
Я решила, что это страшное существо насылает на меня такие сны. Тогда я стала оставлять под елкой конфеты и вежливо разговаривать с существом, ласково называя его Бабайкой. Сны не прекратились, конфеты не исчезали, а когда в одну ночь я попробовала не спать и подкараулить мое Чудовище, на ветках елки никто так и не появился.
Через месяц папа с дедушкой убрали елку из дома, мы с мамой пропылесосили иголки, застрявшие в красном монгольском ковре, а на кухне у нас взорвался очередной стакан. Стаканы, кстати, взрывались очень интересно – края разлетались, оставалось лишь стеклянное донышко. Почему-то эти донышки находила всегда бабушка и тут же начинала охать и ахать, виня во всем несчастного Барабашку.
Случай с последним разбитым стаканом вытеснил из моей головы мысли о Чудовище, а потом и страшные сны перестали мне сниться.
Еще через месяц я рассказала лучшей подружке Настьке про Чудовище на елке, и она так смеялась, что чуть не лопнула. Мне стало обидно. В конце концов, это мое личное Чудовище, и Настька, будь она хоть трижды лучшей подругой, не имеет права так откровенно и издевательски смеяться над ним и надо мной. Надо было бы мне уже тогда понять, что Настьке не нужно рассказывать свои тайны.
